комнате – никого.

Валентин с подносом обежал всю квартиру, снова вернулся в гостиную. Зина исчезла. Фантастика!

Он повернулся к балконной двери. На балконе тоже никого – лишь синее небо до горизонта и дома вдали. И деревья, с наполовину золотыми кронами.

Валентин со вчерашнего дня, с того самого момента, как выгнал из своего дома Нину, все время ждал чего-то плохого. Ждал и надеялся, что оно, плохое, все-таки не произойдет.

Он же обещал Зине, что никогда не оставит ее. Что расстался с Ниной навсегда… Да он вообще эту Нину ненавидит!

Что же еще Зиночке надо, каких доказательств его любви?

– Ну вот… – пробормотал Валентин с тоской. – Ну вот, я так и знал…

Поднос в его руках задрожал, стакан грохнулся об пол, расплескав воду. Валентин вышел на балкон, посмотрел вниз. Увидел. Увидел то, чего боялся… Потом вернулся в комнату, снял трубку:

– Алло, «Скорая»?.. Выезжайте, срочно.

Он быстро, четко продиктовал адрес, причину вызова и прочее.

– Ждите, будем, – ответили ему.

Валентин положил трубку на рычаг.

– Будь ты проклята… – едва слышно произнес он. Его слова относились к Нине.

Валентин Куделин выскочил из квартиры и побежал вниз по лестнице – быстро, очень быстро… К своей Зине.

В Доме книги, что неподалеку от Болотной набережной, было не протолкнуться. Еще задолго до назначенного часа повалили поклонники Бергера. Особенно много набежало девиц – молодых, интеллектуально-сексуального вида…

Девицы то и дело выскакивали на улицу и там, у входа, с жадностью курили, курили, курили…

На Глеба никто не обращал внимания – переводчиков (равно как и сценаристов еще, например) не знают в лицо. Публике неведомы их фамилии. Переводчикам достаются лишь отблески славы…

С Глебом здоровались лишь те, кто имел отношение к издательскому бизнесу. Вот там – в узких кругах – Глеб был хорошо известен. «Гляди, вон Мазуров… один из лучших… Бергеру повезло!» «Мазуров…» «Мазуров – профи. Таких уже не осталось. Зубр!» – время от времени слышал Глеб за спиной.

Это было лестно, хотя, разумеется, не шло ни в какое сравнение с популярностью Бергера. Глеб вдруг задумался – хотел бы он такой славы, как у Фридриха? Чтобы быть у всех на устах?

У всех – нет. Глеб работал не для этой цели. Он даже не стремился особо стать лучшим переводчиком. Сколько Глеб себя помнил, он просто хотел сделать свою работу максимально хорошо, добросовестно, при этом не особо думая о том, лучший он или не лучший… И, как-то само собой получилось, что в своей профессии он достиг максимальных высот. Он никогда не мечтал о бешеных гонорарах, он стремился лишь к тому, чтобы его работу адекватно оплачивали. И ему платили немало.

Глеб не стремился к тому, чтобы за ним бегали восторженные поклонницы. Он лишь хотел, чтобы его ценила его возлюбленная. Его женщина, единственная… До недавнего времени Глеб все делал для того, чтобы Нина гордилась им.

Но оказалось, жене успехи мужа безразличны… Интересно, если бы у Глеба была такая же бешеная популярность, как у Бергера, Нина забыла бы о своем Валентине? А если б денег у Глеба было как у нефтяного магната, стала бы Нина изменять?

…Мысли о Нине не оставляли Глеба. Но сейчас он думал о жене почти спокойно. Да, она его не ценила. Ну и что? У всякой медали есть вторая сторона… Зато Глеб, пока жил в эмоциональном вакууме, выключенный из жизни, стал лучшим в своей профессии.

– Глеб, голубчик, прекрасно выглядите! – в служебном помещении, где собрались организаторы встречи, к Глебу шагнул Иван Павлович. – Сейчас Фридрих подъедет…

– Аншлаг! – Глеб мотнул головой в сторону зала. – Видели?

– Да… А еще говорят, в России мало читать стали! – Иван Павлович наклонился к Глебу и зашептал ему на ухо: – Жду не дождусь, когда этот Бергер уедет… Я ж все эти дни с ним, бегаю следом, пью за компанию. Печень болит, жена разводом грозит, пару раз чуть до милиции дело не дошло – когда я Фридриху ночную жизнь Москвы показывал… Он же вечно лезет куда не надо, он маргиналов каких-то все время к себе притягивает! А про тот случай, когда мы в канализационный люк свалились на Солнечном острове, – вообще с ужасом вспоминаю. Как только живы остались!

– Все, Иван Павлович, отмучились! – засмеялся Глеб. – Послезавтра наш Фридрих уезжает.

– Жду не дождусь… – повторил Иван Павлович и обернулся на шум у двери, ведущей к служебному входу. – О, прибыл! Слава богу, без опоздания.

В комнату вошел Фридрих Бергер, звезда современной мировой литературы.

В своей неизменной старушечьей кофте, драных джинсах, красных мокасинах. На носу у Фридриха, как всегда, громоздились очки, перекошенные на сторону. А еще на голове у Фридриха красовалась кроличья шапка-ушанка, из-под которой торчали в разные стороны буйные рыжие кудри.

– Уй, мама-а… – заскулил Иван Павлович. – Так и не снял! Это он вчера на Арбате купил шапку… Как бы ее у него отнять?..

– Проще простого. Я сейчас попрошу у Фридриха померить шапку, а вы его в зал сразу выводите. После пресс-конференции я ему его головной убор верну.

– Глеб, вы мой спаситель!

Дверь, ведущая в зал, на короткое время распахнулась. Глеба обдало тем особым запахом, который бывает только в книжных магазинах (запах книг, только что изданных!), и он увидел помещение, полное людей. Телевизионщики размещали камеры, ставили свет. В зале царил невообразимый шум. Переговаривались люди, играла музыка, по громкой связи давали объявление, что с минуты на минуту состоится встреча с писателем Фридрихом Бергером…

Зина была еще жива, когда приехала «Скорая», правда, Валентина сразу предупредили, что шансов почти нет. Открытая черепно-мозговая травма.

– У нас трое детей! У нас трое детей… Как же так получилось? Ведь трое детей… – всю дорогу до больницы, сидя в машине «Скорой», исступленно твердил Валентин.

Приехали на вызов врачи быстро, до больницы довезли тоже быстро (утро, пробок мало), но вряд ли эта оперативность могла помочь Зине – как пыталась всю дорогу растолковать Валентину молодая энергичная фельдшерица. Тяжелый случай. А Валентин и без нее понимал – все плохо.

Все очень плохо. Просто ужасно.

Дальше приемного покоя мужа пострадавшей не пустили. Он буквально приклеился к окошку справочной, каждые пять минут спрашивая у регистраторши, нет ли сведений о Зинаиде Куделиной.

В конце концов регистраторша выгнала Валентина из приемного покоя в палисадник.

– Мужчина, там ждите, нечего над душой стоять… Я сама к вам выйду и скажу, если какие новости появятся!

Валентин сел на скамейку перед входом, уставился на клумбу с желтыми ноготками. У него не было ни мыслей, ни волнения, ни надежды. Все кончено. Уже никогда не будет так хорошо, как раньше. Впереди – только холод и мрак…

Внезапно у него зазвонил сотовый.

– Алло!

– Куделин? Куделин, это Света Злобина… Еще помнишь такую?

«Какая Света? А, та, бывшая одноклассница… Подруга Нины!» Валентин не видел Свету Злобину лет пять, если считать от последней встречи выпускников. Нина же с ней дружила со школьных лет, часто рассказывала о своей подруге, да… О том, какая Света бесцеремонная и грубая. О том, что Света Злобина, наверное, так и умрет старой девой… И все такое прочее в этом же духе. Кажется, Света была в курсе всех событий – как неизменная наперсница Нины. Дуэнья…

– Чего тебе?

– Ты поразительно вежливый… Здравствуй. Слушай, пора с этим кончать. Я с тобой поговорить хочу, как… э-э… как друг детства, можно сказать, – напористо начала Света. – Ты должен одуматься. Так нельзя!