еще не видела, как папа готовит.
Он никак не может понять, что венчик для сбивания яиц не помещается в ковшик для компота. А догадаться, что яйца можно взбить вилкой, как делает мама, тоже не может. Сковородку он накрывает то самой большой, то самой маленькой крышкой. А еще я стала доставать до рычажков на плите, о чем папа не знает, и включаю ее на полную мощность. Поэтому омлет снизу всегда подгорает.
Папа, как мне кажется, никогда не спит и всегда готов со мной поиграть. Даже ночью. Стоит мне только его позвать, как он тут же вскакивает и кидается к моей кроватке. Вот маму вообще не дозваться. Она, конечно, меня слышит, но делает вид, что крепко спит. Я-то видела, что она открыла глаза, посмотрела на меня и притворилась спящей. Единственное, что ее может поднять ночью, – это если я засуну ногу между прутьями кроватки да так, что вытащить не могу.
С папой интереснее играть. Только он ляжет, как я опять его зову. И он подскакивает и подходит. А если я сижу в кроватке, то папа сразу берет меня на руки, носит по квартире и поет песни. Я уже большая, и мне на руках не очень удобно – ноги свисают и голова. Но я не ною, потому что мне нравится, как папа поет. Один раз ночью я даже считала, сколько раз может подскочить папа и как быстро. Мне кажется, он чемпион по вставанию к ребенку – раз двадцать за ночь подходил. Потом я сбилась со счета и захотела спать. К тому же в это время уже встала мама, а это означало, что мне лучше уснуть.
Правда, я так и не могу понять, как может спать мама, если рядом с ней все время кто-то, то есть папа, подскакивает, включает и выключает ночник, бегает кругами, стучит ящиком тумбочки, поет, бьется о мебель и ругается. Папа еще удивляется, почему я не засыпаю быстро. Попробуй тут усни.
Но самое ужасное, когда папа меня будит. Я ведь живой человек, и мне снятся всякие сны, и я во сне тоже иногда разговариваю, то есть издаю звуки. Это совсем не значит, что я хочу пить или мне жарко. Но папа встает и начинает меня поить, менять памперс, укрывать, переворачивать. Тут я, конечно, просыпаюсь. Но совсем не потому, что мне так хотелось. Меня папа разбудил своим тисканьем.
Иногда я все-таки сплю всю ночь, потому что папу тоже жалко. Я смотрела мультик про Смешариков, и там у кролика условный рефлекс – если хлопнуть в ладоши, то он тут же засыпает. У папы такой же рефлекс на диван. Он когда на него садится, то даже сидя может уснуть. Только делает он это тогда, когда все остальные не спят. Вася играет в своих солдатиков – у него сражение. Мама начинает елозить по полу тряпкой в той комнате, где спит папа. А я забираю у него свой любимый плед, которым он укрывается. Да, еще я стала дотягиваться до выключателей и все время то включаю, то выключаю свет. Поэтому бедный папа лежит скрючившись, закрыв от света глаза рукой, а уши – книжкой. Мама заканчивает мыть пол и начинает разбирать книги, как будто другого времени нет. Я хочу посмотреть мультики по телевизору, а Вася – поиграть в компьютер. Поэтому мы все собираемся вокруг спящего папы и говорим шепотом.
– Тихо, папа спит! – шипит на Васю мама.
– Я знаю! – отвечает он. – Я ему не мешаю! Это ты ему мешаешь!
Я не умею говорить шепотом, поэтому пою песенку.
– Сима, тихо! – говорят мне Вася с мамой.
– Вася, ты уроки сделал? – опять пристает мама.
– Да, мне чуть-чуть осталось!
– А музыка?
– Мама! – не выдерживает Вася. – Я все помню!
– Не кричи, папа спит! – кричит мама.
Папа уже, конечно, не спит.
Мне уже полтора года, и с каждым днем с родителями становится все интереснее.
Папа со мной никогда не спорит. Я хлопаю ресницами, надуваю губы, и все – папа становится пластилиновый.
Вот недавно он решил, что мне вредно слушать песенки из мультфильмов по компьютеру. И запретил, сдвинув брови. Я всего лишь два раза крикнула – и все: он опять разрешил. Еще ему нравится со мной рисовать. Каждое утро он сажает меня на колени, берет в руки офицерскую линейку и обводит кружочки и квадратики. Я ему подаю карандаши. Мне кажется, папе это рисование для успокоения нервов нужно больше, чем мне.
А Вася стал на меня все сваливать.
– Кто это разлил? – спрашивает мама, глядя на лужу от сока на полу.
– Сима, – говорит Вася, хотя это сделал он.
– А кто помял тетрадь по русскому?
– Тоже Сима – она ее в рот запихнула, – не моргнув глазом, отвечает Вася.
Один раз такое действительно было, но только один раз, потому что тетрадь оказалась невкусная.
Маме сейчас совсем не до меня. Она занята Васей. Брат так сильно перенапрягся в школе, что у него начался нервный тик. Мама сначала думала, что это у него из-за длинных волос – маме нравятся длинные волосы у детей, и Васю она не стрижет. Меня она тоже не стрижет, потому что мечтает заплетать мне косички, поэтому я хожу заросшая, лицо залеплено волосами, челка лезет в глаза, а мама бегает за мной с расческами и заколками, которые я все равно срываю.
Так вот, мама лечит Васю всем, чем только можно. Но Вася все равно трясет головой. А я за ним начала повторять, потому что все за ним повторяю. И мы вдвоем трясем головой. Из-за этого у мамы начался нервный тик на правом глазу, а у папы, который все это наблюдал, – межреберная невралгия.
Мама ужасно нервничает.
– Вася, пожалуйста, делай скидку! – просит она, когда забывает, что обещала Васе заполнить анкету для родителей, помочь подготовить доклад, написать сочинение и дать деньги на экскурсию.
– На что? На возраст? – шутит Вася.
Мама юмор у нас не всегда понимает. Иногда она сразу обижается и начинает плакать. Как и в этот раз.
– Я, что, старая? – спрашивает мама папу.
Папа благоразумно молчит, как делает всегда, когда мама задает дурацкие вопросы.
– Мам, ну согласись, что уже не девочка, – отвечает Вася, пытаясь исправить ситуацию новой шуткой.
Мама опять заливается слезами.
– Мама, ты еще две недели назад обещала сходить со мной в магазин и дать деньги на пирожки. Я живу на свои сбережения. У меня уже копилка тощая стала, – говорит Вася.
– Какие у тебя еще ко мне претензии? – спрашивает мама.
– Большие, – вздыхает Вася.
– Огласите весь список, пожалуйста, – шутит мама, хотя у нее глаза на мокром месте.
– Так с ходу я не могу сформулировать, – отвечает Вася, и мама заливается слезами.
– Ничего, – гладит ее по голове Вася, – больше поплачешь, меньше пописаешь.
Вообще-то это бабушкино выражение. В адрес мамы. Вася его, оказывается, запомнил. Но лучше бы промолчал, потому что у мамы не только дергается глаз, она еще и заикаться начала.
Я уже начала понимать, что многие мамины проблемы и страхи из-за бабушки. Что-то рассказывала мама, что-то бабушка, что-то папа. Я слушала и пыталась представить, какой мама была в детстве, а каким – папа.
Маму, например, бабушка в детстве держала на диете – потому что она была толстая. Пирожное можно было съесть только в воскресенье. А хлеб только черный. Наверное, поэтому мама впихивает в меня булки, печенье и горбушки, а сама ничего не ест. Только по вечерам, когда думает, что ее никто не видит. Она очень любит мои баранки и пряники. Может съесть целый пакет. Потом, правда, будет страдать и взвешиваться по три раза на дню, но ничего с собой поделать не может.
– Был же целый пакет баранок! Только вчера покупал, – удивляется папа.
– Не знаю, съели, наверное, – отвечает мама.
Бабушка кормила в детстве маму инжиром и чечевицей. Не потому что было полезно, а потому что чечевицы всегда было в доме полно, а инжир рос как трава. Я терпеть не могу ни инжир, ни чечевицу, но мама впихивает в меня и то и другое. Это как кизиловое варенье, которое мама помнит с детства и варит его сейчас. В доме никто кизил не ест, но она каждый год варит несколько банок, которые стоят в холодильнике и портятся. У мамы не поднимается рука его выбросить или отдать.
