Когда он вернулся, девушка увидела на его лице радостную улыбку. Еще бы! Сам того не ожидая, он нашел свой дом.
– Идем! – обрадовано произнес он, беря ее за руку. – Мой дом совсем рядом.
Он вел ее уверенно, широко шагая. И если бы не тянул ее за руку, она бы далеко отстала.
Вначале она шла не сопротивляясь. Потом стала оглядываться, что-то рассматривать, порой даже пытаясь остановиться.
– Вот и пришли. Это мой дом! – сказал он, показывая на ворота.
Они выделялись среди других тем, что столбы венчали женские головки. Девушка тоже обратила на них внимание. Их очертания четко вырисовывались на фоне лунного света, пробившегося сквозь толщу облаков.
– Так это и… мой дом, – неуверенно произнесла она.
– Твой? – переспросил юноша.
– Да… мой! – повторила она.
– Как тебя звать?
– Констанция!
– Констанция?!
– Да. А тебя?
– Раймунд.
– Раймунд? Так ты… мой брат? – она даже отступила назад. – Откуда ты взялся? Ты же… погиб.
– Как видишь, сестренка, жив, здоров. Вот так встреча! Но пошли. Меня дядя заждался. Как он будет рад!
– Он здесь?
– Да.
– Вот здорово! Брат!
– Сестренка! – они обнялись.
Затем Раймунд пяткой стал стучать в ворота.
– Кто там? – раздался голос.
– Раймунд. Открывайте, – отозвался он.
И услышал громкие крики:
– Раймунд нашелся! Святой отец, Раймунд нашелся!
Когда ворота открылись, то они увидели, что двор был заполнен людьми. Стояли оседланные лошади. Все говорило о том, что люди явно собирались куда-то отъезжать.
Услышав голоса, на крыльцо выскочил де Буа.
– Дядя! – раздался до боли знакомый радостный девичий крик.
Услышав его, де Буа схватился за сердце и опустился на пол.
– Лекаря, лекаря, – завопили кругом.
– Тихо! Тихо! – произнес де Буа, поглаживая грудь. – Сейчас все пройдет.
Не в силах поднять руку, он поднял глаза:
– Господи! Как я благодарен тебе за моих дорогих детей!
Высокий, крепкий деревянный забор спасал дом от постороннего взгляда. А то бы многим показалось странным, что среди ночи он вдруг засиял огнями. А опасаться надо было. В церковной сторожке невдалеке от дома поселились двое странных людей. Кюре разрешил им там жить, так как они бесплатно согласились поддерживать вокруг чистоту и порядок.
Не то радость такой нечаянной встречи, не то настои лекаря подействовали, но де Буа поднялся и, взяв под руки племянника и племянницу, повел их к себе. Они сели на его кровать, а он, не выпуская их из своих объятий, слушал, как те поочередно рассказывали о своих злоключениях.
Давно рассвело, рассказчики утомили слушателя. Дядя наконец сказал:
– Мои дорогие, пойдемте, заморим червячка, а там решим, что дальше делать.
В трапезной их ждал праздничный стол. Дядя поднял кубок:
– Раймунд, за тебя, за твой первый необычный день. Потерял дорогу к дому, зато сестру нашел. И за тебя, дорогая моя племянница. А в общем, за вас! Будьте счастливы, мои дорогие. И пусть Господь не оставляет вас своими милостями, – и он отпил несколько глотков.
Разморенный едой, ночным бдением, де Буа после обеда сказал:
– Я хочу отдохнуть. Да и вам советую. Ты, Констанция, сиди дома и на улицу глаз не показывай, пока все не выяснится. А ты, Раймунд…
– Я вечером пойду на встречу с шевалье Робином. Дал слово.
– Ты и его нашел, – засмеялась Констанция.
– Если дал слово, – сказал дядя, – надо держать. Но будь осторожен. Да дорогу не забывай, – он улыбнулся и, зашаркав ногами, пошел к себе.
– Я тоже пойду прилягу, – сказала Констанция.
Прошло два дня после этого неожиданного события, и утром за завтраком Констанция вдруг стала проситься у дяди отпустить ее домой. Дядя, хранивший тайну о предстоящей свадьбе, попытался ее отговорить. И вроде это ему удалось. Но на другой день ее просьба повторилась. Причем уже сопровождалась слезами. А мужчинам слезы размягчают сердца. Дядя и на этот раз ушел от ответа. Но ее просьба лишила его спокойствия. Он не знал, как лучше поступить. Сохраняя ее инкогнито, он, несомненно, мог оттянуть свадьбу. А за это время попасть к королю, где, как он считал, все могло решиться. Но тут же задавал себе вопрос: а если король тянет с его приемом и сам хочет выиграть время? То как поступить в этом случае? Идти на конфликт с королем, что против ветра… только себя обрызгаешь. Шутки шутками, а с королем шутить опасно. И он решил: «А что если… как будет, так и будет. Дам ей охрану, и пусть едет. По крайней мере, вины нашей не будет. И если завтра… то…»
Наступило завтра. Она повторила свою просьбу. Для де Буа было ясно, что это не только ради матери. «Тут замешаны сердечные дела. Или ее так напугали тамплиеры, что она боится дальше оставаться в Париже», – решил он.
Хорошо зная стремления молодежи, ее порой не очень обдуманные поступки, и в то же время понимая, что только обжегшись, они поймут свою глупость, дядя произнес:
– На все воля твоя, Господи!
Да, Констанция не раздумала и в следующие дни. Была так же настойчива и более решительна.
– Хорошо, – вздохнул дядя, – я вижу, что все мои доводы бесполезны, поезжай. Я дам тебе охрану.
Она бросилась к дяде на шею и поцеловала его.
– Дядя, я провожу ее! – неожиданно заявил Раймунд.
Сестра посмотрела на него такими счастливыми глазами, что могло показаться, что ей удалось решить все вопросы.
– Братец, что я слышу! Ты у меня самый лучший.
Де Буа не знал, что делать.
– А к королю… – пролепетал он.
– Дядюшка, мы уже сколько ждем, а от него нет никаких вестей. Я там задерживаться не буду. Сдам ее матери и сразу назад.
– А если позовут?
– Придумаешь что-нибудь. А мне к королю не в чем идти. Не пойду же я в этом балахоне, – он оттянул полы суконной куртки. – Все равно ты с ним будешь говорить. Надо будет, он меня еще раз позовет.
– Ну ты, Раймунд, сказал! Короли по два раза не зовут.
– Эх, дядя! Сестру я тоже бросить не могу.
Дядя махнул рукой. Будь что будет.
Сборы были недолги. Де Буа для сопровождения отдал всех мужчин, способных держать оружие. Таких набралось с десяток человек. Чтобы не мозолить лишним людям глаза, по совету Раймунда, решили отъезжать в полночь.
Два типа, которые наблюдали из сторожки за домом, долго не могли решить: спать или не спать ночью. Помня грозное лицо Боже, все же решили ночью не спать. Проведя несколько бессонных ночей, передумали, не обнаружив за это время ничего подозрительного.