Штеффи продолжала медлить.
- У меня есть деньги, - сказала Нелли. - Если ты боишься, что тут слишком дорого.
- По поводу денег не волнуйся, - ответила Штеффи. - Я угощаю. Здесь не дороже, чем в других местах.
Они пересекли улицу и вошли в кондитерскую. Как красиво! Мебель обтянута красным бархатом, на стенах - большие зеркала в позолоченных рамах. Официантки одеты в белые блузки, черные юбки и кружевные передники.
Девочкам повезло - у окна только что освободился столик. Официантка поспешила убрать пустые чашки и блюдца.
- Хочешь горячего шоколада?
- Хочу.
- А пирожное?
- Да.
Нелли выбрала пирожное со взбитыми сливками и зеленым марципаном. Штеффи заказала себе чашку кофе и шоколадный бисквит.
Настоящие взбитые сливки. Нелли держала их во рту, а они таяли. Нежные сливки, горьковатый шоколад и сладкий марципан - чудесный вкус.
На какое-то время Нелли почти забыла о вернисаже. Но едва она слизнула остатки сливок, как у нее заныло под ложечкой.
- Штеффи, - сказала она, - как думаешь, Карита очень рассердилась?
- Рассердилась ли она? Какое тебе дело до нее? Она так с тобой обошлась!
- Светлая картина красивая, - пробормотала Нелли.
- А вторая?
- Все равно, ты зря раскричалась. Все смотрели на нас.
- Ну и что?
Глядя на выражение лица Нелли, Штеффи сменила тон.
- Прости, Нелли. Мне и правда не стоило кричать. Но я просто взбесилась! Я хотела тебя защитить.
Нелли кивнула.
- Знаю. Я не сержусь на тебя.
- Хочешь переночевать в городе? Я позвоню тете Альме и скажу, что ты останешься у меня.
Нелли с радостью осталась бы у сестры. Но она знала, что утром Штеффи переезжает. Это был ее последний вечер в семье Карлссон. Наверняка они хотели провести его вместе.
Она покачала головой.
- Я поеду домой. Проводишь меня на пароход?
- Само собой. У нас есть еще два часа. Можем погулять или сходить в кино, если есть дневной сеанс.
- В кино?
В голосе Нелли прозвучал ужас. Пятидесятники[ 13 ] запрещают кино.
- Извини, - сказала Штеффи. - Я забыла. Не будем понапрасну гневить Бога. Лучше прогуляемся. Погода чудесная.
Они вышли из кондитерской: небо было безоблачно, солнце припекало. Сестры отправились по Авеню к площади Гёта.
- Тут праздновали окончание войны, - сказала Нелли. - Я помню.
- Да, - ответила Штеффи. - Сегодня исполняется ровно шесть лет с того дня, как началась война.
- Сегодня?
- Да.
- Если бы войны не было, - спросила Нелли, - интересно, как сложилась бы наша судьба?
- Мама осталась бы жива.
Нелли почувствовала, что настал удачный момент для вопроса.
- Штеффи, а папа тоже умер?
- Не знаю, - ответила та. - Я не знаю, Нелли. Но никто не смог его разыскать.
- Тогда он, скорее всего, умер.
Штеффи не ответила. Она взяла руку Нелли и сжала в своей ладони.
- Поехали куда-нибудь, - предложила старшая сестра. - Например, в Слоттскуген.
Они вышли из трамвая и по дорожке пересекли широкий газон. У подножия холма, на вершине которого находится пруд с тюленями, торговали воздушными шарами и ветряными вертушками.
- Хочешь вертушку?
Нелли помотала головой. Она уже взрослая.
Морем и рыбой запахло еще до того, как они подошли к пруду. В зеленоватой воде плавали тюлени.
Нелли видела тюленей у острова, но так близко и так много сразу - никогда. Звери ловко двигались в воде, ныряли, переворачивались на спину и обратно на живот. Время от времени то один тюлень, то другой высовывал из воды голову и оглядывался по сторонам.
Бедные тюлени - сидят в пруду, вместо того, чтобы свободно плавать в море!
Девочки еще долго гуляли по парку Слоттскуген, разглядывая самых разных животных - лосей и оленей, лошадей и коз, осторожных лисиц и щеголеватых павлинов.
Время пробежало незаметно, осталось всего полчаса до отплытия парохода Нелли.
Штеффи проводила сестру к Деревянному пирсу и дождалась, пока та поднимется на борт. Помахала Нелли рукой. Судно отчалило. Штеффи стояла на пирсе до тех пор, пока пароход не скрылся из глаз.
Глава 39
Комната, которую снимала Штеффи, находилась в подвале частного дома. Хозяйка долго извинялась, но Штеффи это нисколько не смущало: летом на острове она всегда жила в подвале - остальные комнаты сдавали дачникам. Окна располагались высоковато, в целом же комната была уютной и довольно светлой, по крайней мере сейчас, в погожие сентябрьские дни.
Штеффи было непривычно, приходя домой, оказываться в одиночестве. Ужин она не готовила, довольствовалась чаем и бутербродами, зато взяла привычку обедать в больничной столовой для персонала. По воскресеньям Штеффи неизменно ждали к обеду Карлссоны, если она не уезжала на остров.
Одиночество навевало Штеффи грустные мысли. Ей казалось, что такая жизнь теперь никогда не кончится. Каждое утро Штеффи будет просыпаться и собираться на опостылевшую работу, каждый вечер будет возвращаться в комнатку с чужой мебелью и керосиновой плиткой. Наверное, у нее никогда не будет настоящего дома.
На острове у тети Марты с дядей Эвертом хорошо, но она не может там оставаться. Она выросла и должна обеспечивать себя сама.
Через несколько недель после переезда на новую квартиру Штеффи разрешили навестить Юдит в клинике для душевнобольных в Лилльхагене. Она отправилась туда, купив по дороге апельсин.
Штеффи едва помнила вкус этого оранжевого фрукта. В годы войны апельсины не продавали. Но вот совсем недавно прибыл первый корабль с апельсинами и еще один с бананами. Как-нибудь в воскресенье,
