конечно, никакого обследования им не видать.
— Вот это правильно… — пробормотал я, не испытывая никакого желания продолжать эту тему.
Что произошло? Зачем? Я рылся в памяти, но события, мысли, чувства разлезались, словно набухшие в воде страницы с каким-то странным текстом, и ничего нельзя было разобрать — я ничего не мог с этим поделать. Перебрасываться с Жанкой шуточками — это у меня получалось, но теперь, когда пришло время сказать что-то серьезное, я молчал. А может быть, в конце концов мне просто нечего ей сказать? Нечего друг другу сказать — и с этим тоже ничего не поделаешь… Это как если бы мы вошли в комнату с надеждой увидеть что-то чудесное, а комната оказалась пустой…
— Что будем делать? — спросил я.
— Не знаю… Мне домой пора. Маман разорется.
— Ну и пусть разорется, — сказал я, удивляясь тому, что се может сейчас беспокоить такое обстоятельство.
— Да, тебе легко говорить!
— Ну позвони, скажи, что ты у меня.
— Не говори глупости!
— Все равно Валерий доложит.
— Не доложит…
— Это почему?
— Так мне кажется.
— Ладно, — устало сказал я, — пойдем, провожу.
— Нет, не провожай, — снова возразила Жанка. — Чтобы вы подрались? Вдруг Валерий еще там? Вам не из-за чего драться.
— Как хочешь…
Надев шубу, Жанка подошла к телефону и набрала номер.
— Это я, маман… Не кричи! Я не шляюсь, я была в кино! «Детям до шестнадцати». А сейчас еду домой… Говорю тебе, уже еду!
Бросив трубку, Жанка наклонилась ко мне и подставила щеку. Я чмокнул ее, и она ушла, оставив меня одного.
Ничего более идиотского нельзя было придумать. Лора все не возвращалась… Потом, вероятно, был вечер, и была ночь.
Проснувшись в воскресенье утром, я лежал в постели и в ожидании, пока мысли станут яснее, разглядывал потолок. Мне припомнился вчерашний сон о том, как я пытаюсь выкарабкаться из глухой могильной ямы, как скребу ногтями мерзлый грунт… Около получаса я безуспешно старался отогнать прочь эту мерзейшую картинку и переключиться на что-нибудь другое, пока не услышал, как щелкнул замок входной двери, и не увидел, как в квартиру ввалились Валерий, Лора, маман, Игорь Евгеньевич и Жанка.
В первый момент меня прошиб озноб от страха: не связано ли их появление со вчерашним Жанкиным визитом ко мне и нашим грехом, однако…
Валерий подмигнул мне с выражением легкой укоризны, как бы говоря, что не держит зла, что остается моим другом. Голый под одеялом, я так растерялся, что пожал протянутую Валерием руку и даже позволил дружески потрепать себя по плечу.
— Привет, — сказала Лора и, подойдя, кратко, по-супружески поцеловала меня в губы.
— Привет, — кивнула Жанка.
— Так бы всю жизнь и провалялся в постели, — заметила мне маман.
— А вы что предлагаете? — осторожно поинтересовался я, пытаясь уяснить себе их намерения.
— Старик; — опережая маман, вмешался Валерий, — да ты по крайней мере давно уже должен быть на ногах, чтобы поздравить наших роскошных женщин по случаю Восьмого марта!
«Наших роскошных женщин… — мысленно повторил я за ним. — Вот сволочь!»
— Ах да, Восьмое марта…
Впрочем, в прошлом году в это время я действительно давно был на ногах и выстоял километровую очередь, чтобы подарить «нашим роскошным женщинам» по букету гвоздик…
Не слишком уютно я чувствовал себя в постели голым, все еще ожидая для себя каких-либо неприятностей, в то время как они неторопливо прохаживались по комнате и болтали. Однако из разговора наконец определенно выяснилось, что никаких неприятностей не предвидится, а приехали они, чтобы прихватить меня с собой на дачу, где они решили всей семьей отметить праздник.
— Надеюсь, ты поедешь с нами? — осведомилась Лора.
— Пожалуй, — согласился я без особого энтузиазма, но и не видя особых причин для отказа.
На Жанку я старался не смотреть.
Наконец они догадались выйти из комнаты, чтобы дать мне одеться. А пока я одевался, Игорь Евгеньевич водил Валерия по квартире и с удовольствием объяснял:
— Такая вот квартирка… Тут тебе балкон-лоджия. Тут тебе кухня. Тут тебе ванная…
— Квартирка — игрушка! — сказала маман.
— Тут тебе санузел раздельный, — вставила Жанка с непременной иронией, которая на этот раз вызвала у меня раздражение.
Зазвонил телефон; Лора сняла трубку и передала мне. Я услышал встревоженный голос Сэшеа:
— Куда ты пропал?.. Тут такое паршивое дело. Вчера хотел зайти к тебе, но заметил, что у твоего дома сшивается тот самый… Ну тот, который совершил на меня нападение под аркой. Головорез. Кажется, ты тоже попал к ним под подозрение и за тобой начали присматривать… Ты живой? Ты в порядке?
— Живой, живой…
— Увидев головореза, я сразу позвонил тебе, но никто не отвечал. Проклинаю себя, что впутал тебя в эту историю…
— Потом поговорим, — оборвал я его неуместную болтовню.
— Прекрасный санузел! — нахваливал между тем Валерий наш скромный дабл, и я услышал, как он спустил из бачка воду. — Однако, — сообщил он, — унитаз, кажется, засорен какими-то обрывками!
— Совершенно верно, — подтвердил Игорь Евгеньевич.
— Ты чем засорил унитаз? — тут же привязалась ко мне маман.
— Что за странный вопрос?! — передернуло меня.
— Это прямое доказательство твоей расхлябанности и безответственности! — заявил Игорь Евгеньевич.
— Это такая страшная СИСТЕМА, что не дай бог! — продолжал по телефону Сэшеа. — И уж раз ты теперь тоже в это замешан, то хочу со всей серьезностью посоветовать тебе расстаться с твоей беспечностью и твоим дурацким оптимизмом…
— И что такое ты только туда напихал? — удивлялся Валерий, снова нажимая на ручку бачка.
— Ты должен приготовиться ко всему! — заклинал Сэшеа.
— Мы это потом обсудим, — отмахивался я, беспокойно косясь в направлении туалета.
— Так ты не желаешь давать объяснений? — не отставала от меня маман, и от ее настойчивости мне становилось не по себе.
(Она безусловно не могла ничего знать о том, что было связано с Комом, и ориентировалась только на то, что вопрос о засоренном унитазе смущал и нервировал меня, а ей это — при ее профессиональных навыках — было, вероятно, не так уж трудно заметить.)
— Какие могут быть объяснения?! — пробормотал я. — Бред!
— По-видимому, обрывки писем или записок, — сообщил неугомонный Валерий, тыча ежиком в сток.
— Послушай, — кричал мне в трубку Сэшеа, — ты можешь дорого заплатить за свое легкомыслие!
— Могу, могу, — согласился я и, не выдержав, положил трубку. Однако он немедленно перезвонил.
