уладить дело Лиззи и убедиться, что Карсон никоим образом не сумеет обойти королевский указ. А поскольку времени на письменное обращение уже нет, он должен лично явиться к Георгу, и тому не останется ничего другого, как передать Джека сыну, принцу. Что еще мог сделать его величество, чтобы не подогреть скандал?

Естественно, Джеку хотелось бы найти другое решение, менее опасное для его шеи. Он думал над этим за обедом, а потом, извинившись, покинул общество в унылом настроении.

Теперь он сидел у камина в комнате Лиззи, вытянув ноги к слабому огню, Ред лежал рядом на ковре, пес явно привязался к нему. Джек пил виски, которым его любезно снабдила миссис Кинкейд, и размышлял, что делать, пока у него не заболела голова.

Закрыв глаза, он пытался отогнать боль, когда услышал за стеной какой-то странный глухой шум. Джек выпрямился, посмотрел на стену, отделявшую гостиную от спальни, прислушался. Ничего. Решив, что ему показалось, он снова взял стакан с виски и откинулся в кресле.

Но глухой шум повторился, на этот раз его сопровождал непонятный скребущий звук, словно кто-то пытался влезть в эту комнату.

Джек осторожно переступил через Реда, подошел к двери соседней гардеробной и рывком открыл ее. Лиззи вскрикнула и уронила коробку, содержимое которойразлетелось по полу: какие-то пожелтевшие бумаги, несколько монет, ювелирные изделия.

— Вы меня испугали, — Она присела и начала собиратьвещи. — Моглибы постучать!

— Я не из тех, кто бродит по ночам в темноте, Лиззи.

— Здесь не темно, у меня свеча.

Джек тоже присел, чтобы помочь ей.

— Что у тебя здесь?

— Ничего особенного. Просто вещи моей матери. Когда она умерла, я нашла эту коробку и спрятала в комод. — Лиззи криво улыбнулась. — Я вспомнила, что там были какие-то бумаги…

Голос у нее дрогнул.

Он молча наблюдал за ней. Развернув хрупкий лист писчей бумага, она нахмурилась.

— Я думала, тут могло остаться нечто полезное для нас. Или что-нибудь ценное, — прибавила она, держа на ладони безделушку. — Ничего ценного здесь нет. Только память. — Лиззи беспомощно посмотрела на него. — Я тону и хватаюсь за соломинку. Это безнадежно, Джек, я знаю. Мне суждено быть пленницей Карсона. Я сгнию в этом затхлом доме, с гадкой едой и проклятыми животными…

— Перестань, — ласково сказал Джек.

— Зловоние от двух старых дев будет нестись по долине…

Он привлек ее к себе, и она уткнулась лицом ему в грудь, сотрясаясь от тщетных попыток сдержать подступившие слезы. Но это длилось всего несколько секунд. Лиззи вдруг подняла голову, в ее влажных глазах сверкала бессильная ярость.

— Я ненавижу его. Он лишает нас с Шарлоттой счастья увидеть лица наших детей или уюта долгой зимней ночи в теплой постели с мужем. Мы будем одинокими, вечно в долгу перед ним, а хуже этого не может быть ничего.

— Так не будет, — пытался утешить ее Джек.

— Я не слепая! Всем требуется приданое. Даже мистер Гордон, несмотря на хорошее к нам отношение, не женится без приданого, семья не позволит ему. Кто согласится любить меня, Джек? Кто даст мне почувствовать то, что дали мне вы?

Сердце у Джека подскочило.

— И что же ты чувствовала?

Ответом ему был поцелуй: неумелый, робкий, но полный такой страсти, что вызвал у Джека бурную реакцию. Его поцелуй был полон жажды ее рта, ее тела.

Когда он начал ласкать ее, скользя рукой по выпуклости груди и изгибу талии, вся ее застенчивость испарилась. Поцелуи стали более требовательными, а руки лихорадочно развязывали узел его галстука.

Джек не помнил, как лишился одежды, предмет за предметом, оставшись полуобнаженным. Не знал, когда ее грудь высвободилась из лифа. Но это была взаимная слепота, взаимная яростная потребность владеть друг другом.

Лиззи отдалась собственному желанию. Она ласкала его теплым и влажным ртом, а он направлял ее вниз. Джек затаил дыхание, когда она провела языком по его соску, и ее руки неумело пытались высвободить из брюк самую жаждущую его часть.

Ему до безумия хотелось немедленно взять ее. Лиззи обхватила пальцами твердую плоть и прижалась открытым ртом к впадине живота, вызвав у него страстную дрожь. Хотя Джек знал и куртизанок, и весьма искушенных светских женщин, ни одна еще не обольстила его так, как Лиззи. И она хотела его не меньше, чем он ее.

Неизведанные до сих пор эмоции лишили Джека рассудка. Где-то на дне сознания остались мысли о нарушении приличий и последствиях, но желание овладеть Лиззи было таким всепоглощающим, что эти мысли уже не имели значения. Он сражался с юбками, пока не обнажил ее бедра. Его рука тут же оказалась у нее между ног, где было влажно от желания. Лиззи вскрикнула и начала двигаться в такт с его пальцами, окончательно лишив его самообладания.

Джек поднял ее за бедра и медленно вошел в нее. Когда он достиг преграды, Лиззи напряглась.

— Я остановлюсь, — прошептал он, удивленный, как быстро пришли эти слова, как искренне он это думал. — Скажи одно слово, и я остановлюсь.

Лиззи покачала головой, рыжие локоны заплясали вокруг лица, и в этот момент она показалась Джеку ангелом.

— Господи, прости меня, но я… Я хочу, чтобы это был ты, Джек. Пожалуйста.

Эти слова имели над ним почти сверхъестественную власть. Он снова поцеловал ее и одновременно полностью вошел в нее. Был момент, когда она вздрогнула и замерла, но потом он почувствовал, как расслабились ее бедра, и проник еще глубже.

Джек начал осторожно двигаться, и она, подчинившись его ритму, стала двигаться вместе с ним, что еще больше возбудило его.

— Ты доводишь меня до безумия, какого я не знал, девушка, — хрипло произнес он. — Я не могу тебе сопротивляться.

— Не говори ничего Джек. Не говори того, чего не думаешь, — умоляла она.

— Лиззи…

Он зарылся лицом в ложбинку ее грудей. Он гладил ее, обуздывая в себе зверя, стремясь помочь ей найти облегчение.

— Я хочу, чтоб ты чувствовала то же, что и я.

С каждым толчком он приближался к финалу. Когда Лиззи откинула голову, впилась ногтями в его плечи и закусила губу, стараясь заглушить крик, Джек со всхлипом экстаза наконец позволил себе излиться в нее.

Лиззи упала ему на грудь, бурная страсть истощила ее силы. Он подхватил ее отяжелевшее тело и медленно вышел из нее.

Джек был опустошен. Ему казалось, что его сердце изверглось вместе с телом, он чувствовал удивительную нежность к Лиззи. Для человека, привыкшего брать у женщины только удовольствие, это было почти невероятно.

Постепенно дыхание Лиззи выровнялось, и она прошептала:

— Что мы сделали?

Он мог сказать лишь то, что это было великолепно.

— Думаю, я потеряла рассудок.

Она подняла на него глаза, еще затуманенные их близостью.

— Если да, значит, и я тоже, — сказал он, гладя ее по щеке.

— Что нам теперь делать? Продолжать жить, будто между нами ничего не случилось?

— Продолжать. Не забывая этот момент жизни.

Джек сам не понимал, что говорит.

Он не мог смотреть в ее глаза, вспоминать их и представить свой уход от них. Он не мог сейчас думать