дверь.
Очутившись на улице, Фред шагает куда глаза глядят. Минует квартал за кварталом, все дальше от Чейн-сквер, и на смену ужасу и гадливости приходит смущение. Фред сворачивает на юг, к реке, переходит дорогу и оказывается на набережной. Прислоняется к каменному парапету над широкой, спокойной Темзой, где катера, пришвартованные у берега, мерно покачиваются на волнах. По левую руку от Фреда — мост Альберта, будто собранный из детского конструктора, вдали зеленеет Баттерси-парк; справа — мост Баттерси, кирпичная громада в романском стиле. Фред следит за неспешным течением воды и игрой солнечных бликов на ней. Плывут друг за другом вниз по реке баржи, клубятся в закатном небе облака… Фреду понемногу становится легче.
Никогда больше не смогу я мечтать о спальне Розмари, думает Фред. Впрочем, возможно, это и к лучшему. С чего думать о какой-то дурацкой комнате? Если честно, то приходил он не столько за вещами, сколько в надежде еще раз увидеть Розмари. Глупая и тщетная надежда. А Фред, несмотря ни на что, по- прежнему любит Розмари. Ну и поделом ему! Теперь самое главное — забыть Розмари Рэдли; она-то его давным-давно забыла и славно развлекается где-нибудь за городом.
Слегка успокоившись, Фред бредет домой. Вещи еще не собраны, а через пару часов нужно идти на ужин и на ночной сеанс со старыми друзьями, только что приехавшими в Англию на лето.
Когда Фред встречается с Томом и Паулой, он почти пришел в себя, хотя и слегка подавлен. Друзья его так рады встрече и так жадно слушают рассказы о Лондоне, что на душе у него становится легче. Какое счастье, что не все американские ученые похожи на Вогелеров (за последнее время они Фреду поднадоели) или на Винни Майнер. От тоски по дому у Фреда щемит сердце; хочется увидеть знакомые места, услышать родные голоса, он соскучился по таким людям, как Паула и Том, — они говорят то, что думают, без утайки, без насмешек, никогда не станут притворяться друзьями, чтобы потом бросить тебя как ни в чем не бывало.
Сидя с друзьями в кафе рядом с домом, лакомясь блинчиками и попивая божоле, Фред рассказывает им о здешних достопримечательностях, культурной жизни, ресторанах, пытаясь не выдать своего разочарования. (Чего ради портить ребятам настроение? Ведь они приехали всего на пару недель.) Рассказывает Фред и сегодняшнюю историю с миссис Харрис, умолчав кое о чем. К примеру, он не сознается, что у него был ключ от дома, а Розмари превращается в «знакомых, которых сейчас нет в Лондоне». Без этих подробностей происшествие выглядит грубоватой комедией, сценой в духе Смоллетта или карикатур Роуландсона, оборачивается анекдотом, шуткой, и Том с Паулой принимают ее на ура.
— Вот так история! — восхищается Том. — Везет же тебе на приключения!
Поздно вечером, лежа в постели, Фред вспоминает слова Тома, от которых ему сделалось неловко. Том, разумеется, никогда не видел Розмари и хотел ему польстить. Мол, такому красавчику, как Фред, даже пьяные домработницы делают непристойные предложения.
В самом деле, за долгие годы Фред получал немало нежеланных предложений такого сорта, хотя и не столь нелепых и омерзительных. Девушки и женщины, на которых он никогда бы и не взглянул, вешались ему на шею или просто бегали за ним, смущая до крайности. Друзья мужчины и не думали ему сочувствовать. «На него девицы вешаются, а он еще скулит», — хмыкали они, не понимая, каково это, когда в тебя влюбляется женщина, которая тебе не нужна.
Внешняя привлекательность — загадка, размышляет Фред, глядя, как на стене играют тени листьев и отсветы фонаря. Очень похожий узор был на платье у Розмари, в котором она ходила в оперу, на «Так поступают все», с широкой летящей юбкой и узким лифом, облегавшим ее груди, нежные, словно яблоневый цвет… не видеть их больше Фреду, не ласкать, не целовать.
Почему пышная, белая, мягкая грудь делает красавицу Розмари еще прекраснее, а грязнуху вроде миссис Харрис еще отвратительнее? Грудь у миссис Харрис не больше, чем у Розмари, думает Фред, с трудом заставив себя вспомнить сцену в чулане. Примерно такая же. Такие же большие, розовые, как земляника, соски, а на левой груди точно такая же родинка — светло-коричневая, похожая на страусиное перо…
Нет! Не может быть. Лежа под одеялом, Фред дрожит как осиновый лист. Определенно померещилось.
Но воспоминание очень живое и яркое. У миссис Харрис точно такая же грудь, как у Розмари. Обе женщины одного роста, и цвет волос у них почти один и тот же. Миссис Харрис живет в доме Розмари, пьет ее джин, спит на ее кровати.
Конечно, у нее совсем другой голос и акцент. Но ведь Розмари актриса, она частенько изображала миссис Харрис. Господи! Фред вскакивает с кровати и открыв рот глядит в темноту, будто перед ним отвратительный призрак.
Минуточку! Фред не в первый раз видит миссис Харрис, он бы заметил… Да, но видел он ее лишь мельком, в тот вечер, когда освободился раньше, чем надо. Миссис Харрис приоткрыла дверь и, не взглянув на него, буркнула, что леди Розмари нет дома. Даже не впустила его, не предложила подождать, и ему пришлось тогда идти в бар.
Не впустила в дом… и никого не пускала… Не потому, что не любила, когда у нее под ногами путаются (как говорила Розмари), а чтобы ее не узнали… потому что она… потому что пьяная ведьма, которую Фред обозвал сегодня старой коровой и повалил на пол, — это и есть его настоящая (то есть ненастоящая, насквозь фальшивая) любовь, звезда сцены и экрана, леди Розмари Рэдли.
Господи ты боже мой! Не заметив, как выпрыгнул из постели, Фред стоит голышом в тусклом лунном свете и стучит кулаком в стену. Так бы и стучал, если бы не шаги наверху — должно быть, от шума проснулся кто-то из жильцов или, того хуже, хозяин квартиры.
Настоящая миссис Харрис, вероятно, когда-то и была, но уволилась, а Розмари никому не сказала и продолжала ее голосом отвечать на звонки. Или вовсе не было никакой миссис Харрис и Розмари с самого начала своими руками мыла полы.
Надо же быть таким тупым, слепым, глухим! Как тут было не догадаться?
А все потому, что Розмари ему внушила, что она прекрасна, изящна, воспитанна — словом, настоящая англичанка-аристократка, и тот, кто этими качествами не обладает, даже если живет в ее доме, спит на ее кровати, говорит ее голосом, — это не Розмари. И когда Розмари решила, что не хочет больше видеть Фреда и разговаривать с ним, ей оставалось всего лишь одеться и заговорить, как миссис Харрис. Так она и поступила сегодня. И насмехалась над Фредом, вставляя в речь их тайные словечки. Все, что между ними было, она разрушила.
Да она, наверное, издевалась надо мной все эти месяцы, думает Фред, стоя у открытого окна и глядя в неспокойную полутьму. Если бы Розмари любила его по-настоящему, то ни за что не сыграла бы с ним такую шутку. Все это время он любил не живую женщину, а театральную героиню, вроде леди Эммы Талли. Она постоянно дурачила его: когда Фред был ей нужен, притворялась леди Розмари, а чтобы оттолкнуть его от себя, надевала маску миссис Харрис. Кто же она на самом деле — одному Богу известно.
Что ж, по крайней мере, теперь все предельно ясно. Розмари больше его видеть не хочет. И он ее тоже. Даже если она раскроет ему объятия, вновь станет той самой Розмари, которую он любил, — Фред ей не поверит. Станет присматриваться, прислушиваться: а вдруг она всего лишь играет роль?
Фред бросается на постель и долго лежит, уставившись в потолок, глядя, как на викторианской лепнине, покрытой толстым слоем краски, мечутся беспокойные тени. Сон не идет к нему, и Фред снова встает. Кое-как одевшись, зажигает свет и принимается наводить порядок в холодильнике и шкафчиках на кухне — большую часть продуктов выбрасывает, а кое-что приберегает для Вогелеров, к которым вечером приглашен на прощальный ужин. Чтобы не тащить початую бутылку скотча в Хэмпстед, Фред наливает остатки в бокал, разбавляет тепловатой водой из-под крана и, пока работает, то и дело прикладывается.
Вычищая шкафчик под раковиной, Фред вдруг застывает на месте с пакетом сливочного печенья «Маквитиз» в руке. Точно такое же печенье, густо намазанное паштетом, ел Эдвин Фрэнсис на вечеринке у Розмари, стоя на лестнице и по-старушечьи жалуясь, что миссис Харрис дурно влияет на Розмари. В ушах у Фреда звучат слова Эдвина: «У нее случаются приступы ярости… С ней бывает очень трудно».
Что, если Розмари играла миссис Харрис не в шутку, не со зла на Фреда, когда тот ворвался к ней в
