гостя. Фред видел ее лишь однажды, да и то мельком, но не может не заметить, что с тех пор домработница сильно изменилась к худшему. Она сидит босиком, пряди нечесаных волос закрыли лицо. — А я-то думала, ты в Штаты убрался.

— Послезавтра уезжаю.

— Вот как? — Язык у нее заплетается. — Ну и чего тогда пришел?

— Забрать одежду, — цедит в ответ Фред, едва сдерживая гнев. — Услышал шум и спустился посмотреть, в чем дело.

— Угу, — фыркает миссис Харрис.

— Именно. — Не хватало еще, чтобы Фред испугался какой-то пьяной домработницы.

— В дом залез. Внаглую. Щас полицию вызову. — На губах миссис Харрис хмельная улыбочка.

Полицию она, конечно, не вызовет, зато расскажет обо всем Розмари, да еще с самыми скверными подробностями.

— А вы? Сами-то вы что здесь делаете? — переходит в наступление Фред.

Миссис Харрис таращится на него из мрака пьяным, неподвижным взглядом.

— А ты как думаешь, профессор Всезнайка? — отвечает наконец она.

Фред отшатывается. «Профессором Всезнайкой» любя, полунасмешливо звала его наедине Розмари, стоило ему сказать что-нибудь умное. Откуда это прозвище известно миссис Харрис? Подслушивала телефонные разговоры? Или Розмари рассказала?

— Леди Розмари еще не приехала? — спрашивает Фред, в душе у которого затеплилась надежда, что любимая уже вернулась или скоро вернется и застанет его. Вполне возможно, миссис Харрис было велено прийти и убрать в доме к ее приезду. Нечего сказать, уборка! Тем не менее Фред старается говорить вежливо или хотя бы спокойно. — Скоро ли приедет?

Миссис Харрис долго молчит. Наконец пожимает плечами:

— Может, и скоро.

Наверняка ведь знает, но или не хочет говорить, или подчиняется приказу Розмари.

— А сегодня вы ее не ждете? (Нет ответа.) Завтра?.. Ладно. Тогда пойду за вещами.

— То-то же. Забирай свое барахло и уматывай. Скатертью дорожка! — рявкает миссис Харрис и тянется к бутылке.

Возвращаясь наверх, Фред представляет себе, как ужаснется Розмари, когда приедет, если только миссис Харрис не возьмет себя в руки! Кто-то — только не Фред! — должен ее предупредить, должен рассказать ей, что устроила без нее в доме образцовая домработница!

Фред ставит на место грозный зонтик и поднимается по изогнутой белой лестнице в спальню Розмари. Здесь не так мрачно — ставни полуоткрыты, и яркий, с золотыми пылинками, свет льется в комнату Розмари, на взгляд Фреда, самую красивую в доме, с высоким потолком и зеркалами повсюду. Стены в спальне выкрашены в нежный розовато-кремовый цвет, деревянные украшения, лепнина и камин снежно-белые, старинная мебель тоже белая, с позолотой. Увы, и эта комната в страшном беспорядке. Все ящики выдвинуты, их содержимое усеяло пол, там же валяется и лампа; покрывало с кровати сдернуто, подушки раскиданы, на туалетном столике — битое стекло, перевернутые флаконы, и пахнет от них чем-то затхлым и приторным.

Фреда охватывает приступ вины, тоски и отчаяния. Боже, что творилось в душе у Розмари, когда она покидала Лондон! Затем горечь сменяется злостью на миссис Харрис. Что она себе думает? Почему не навела порядок, не избавила Розмари — да и его тоже — от подобного зрелища? И вновь возвращаются муки совести: ведь это он уговорил Розмари нанять миссис Харрис. Отчасти из-за него в доме такой кавардак, а внизу торчит пьяная неряха. Ну, теперь-то уж ничего не поделаешь.

Фред заглядывает в ванную. Вся в зеркалах и плитке цвета персика, комната до того грязна (даже унитаз полон несмытого дерьма), что Фред из брезгливости не дотрагивается до бритвы и зубной щетки. Неужто миссис Харрис — и думать противно! — хозяйничает у Розмари как у себя дома, шарит в ее вещах, моется в ее ванне и… даже отсыпается с похмелья в ее белой с золотом кровати с четырьмя столбиками?

Так вот, значит, откуда беспорядок. А он-то решил, что это Розмари от расстройства… А ведь когда он слышал голос Розмари на радиостанции, она не показалась ему такой уж несчастной. Говорила спокойно, даже весело. Фреду чудится ее серебристый голосок: «Спасибо, Деннис, я безумно рада, что я здесь». Розмари его больше не любит, а возможно, никогда и не любила.

Содрогнувшись, Фред ступает по замусоренному китайскому ковру с нежным цветочным рисунком, открывает стенной шкаф и без груда находит в глубине свой свитер. Фред сдергивает его с крючка, перебрасывает через руку и продолжает поиски, но любимой рубашки не видно. Спальня полна одежды Розмари. Взгляд Фреда выхватывает то ее длинную розовую накидку и небесно-голубой стеганый халат, то прозрачные блузки, то ряды босоножек на высоких каблуках — точно клетки крохотных птичек. Многие из вещей будят у Фреда сокровенные воспоминания. Вот длинное светло-серое вечернее платье с размытым узором из листьев — его складку, тонкую, как паутинка, Фред ласкал тайком на спектакле «Так поступают все»; вот шелковая вуаль цвета зеленого яблока — Розмари была в ней на вечеринке, и легкая ткань так нежно шелестела при каждом ее шаге.

Фред ослаб и выдохся, будто пробежал марафон или несколько часов гонял мяч. Подперев плечом дверной косяк, он пытается перевести дух, но ничего не выходит. Воздушный шарик у него в горле начинает сдуваться с жалобным, стонущим звуком. Всхлипывая, Фред бьется головой о косяк, чтобы хоть как-то отвлечься. Но тут снизу доносятся звуки шагов: это миссис Харрис ковыляет вверх по лестнице, на ходу натыкаясь на стены. Похоже, она едва держится на ногах.

Фред отступает в глубь стенного шкафа, прячется в темноте, надеясь, что миссис Харрис сюда не пойдет или не увидит его, но не тут-то было. Пыхтя, она останавливается в коридоре, а потом вваливается в спальню и, чтобы не упасть, хватается за комод.

— Что, скучаешь по своей милашке?

Даже со спины поза Фреда так красноречиво передает страдание, что и пьяная домработница догадалась. Не смея поднять на нее глаз, не то что ответить ей — да и зачем? — он сдвигает одежду Розмари в поисках своей голубой рубашки и мечтает, чтобы миссис Харрис поскорее ушла.

А миссис Харрис ковыляет через всю комнату к нему, по дороге спотыкается о покрывало, хватается за столбик кровати, чтобы не упасть, и наконец заглядывает в стенной шкаф.

— Эт-та к чему, котик? — хрипит она. — Накосим-ка лучше сена.

Фред каменеет. «Накосим сена» — их с Розмари тайное словцо. В погожие деньки, как сегодня, когда предзакатное солнце освещало комнату и кровать с пологом, Розмари любила нежиться в его лучах, подставляя ему свою белую кожу. «Давай-ка, милый, накосим сена, пока солнце еще высоко», — сказала она ему однажды, тихонько смеясь. Через несколько дней Фред подарил ей репродукцию картины Брейгеля «На сенокосе», и Розмари повесила ее над тумбочкой, где она и темнеет сейчас квадратом на светлых обоях с цветами. Теперь ясно, что миссис Харрис шпионила за ними, подсматривала, подслушивала под дверью. Гадость, мерзость! Ладно, черт с ней, с рубашкой, и с книгой тоже, главное — убраться отсюда подобру- поздорову.

— Прошу прощения, — говорит он злобно.

Миссис Харрис и не думает его пропускать.

Шатаясь, она подходит еще ближе к Фреду. Лицо ее — насколько можно разглядеть под вылезшими из-под платка крашеными лохмами — измазано сажей и губной помадой; от нее несет потом и перегаром. Миссис Харрис протягивает руку, засаленный цветастый халат распахивается, открывая ослепительно белое, роскошное нагое тело.

— Ах, милый! — говорит она сиплым, пьяным шепотом, передразнивая Розмари. Хватает Фреда за руку, наваливается на него всем телом и начинает об него тереться.

— Прекратите! — вопит Фред, пытаясь отодвинуть миссис Харрис в сторону, но домработница, даром что пьяная, на удивление сильна. — А ну прочь, старая карга!

Хватка миссис Харрис разжимается. Фред отталкивает ее с такой силой, что миссис Харрис, взвыв диким зверем, валится на пол, среди туфелек Розмари.

Даже не взглянув на миссис Харрис, не предложив помощь, он прижимает к себе свитер и улепетывает без оглядки. Мчится вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и захлопывает за собой