Когда-то она хотела убить Хамида аль-Баланси. Убить ради опиума – этот план казался, если смотреть в прошлое, слишком ужасным и гадким, чтобы даже думать о нем. Могла ли она убить невинного Пако, спасая свою жизнь?

Ход ее размышлений прервал бейлиф, опустившийся на колени рядом с ней. Он схватил ее за плечи и рывком поднял, прошептав на ухо:

– Ходят слухи, что он слепой на один глаз. Я не знаю, на который и даже правда ли это.

Впитывая эти слова, Ада оставила мысль лишить бейлифа жизни. Он предложил ей всю помощь, какую мог. Теперь дело за ней.

К счастью, она кое-что знала о слепых соперниках.

Габриэль размышлял, возможно ли сойти с ума, будучи свидетелем невообразимого. Когда Ада вышла на ослепительное весеннее солнце, он прижал ладонь ко лбу. Казалось, его мозг вот-вот взорвется. Жизнь, которую он так хотел разделить с Адой, стояла на грани уничтожения, а он скорее умрет, чем позволит этому случиться.

Со всех сторон арену окружала толпа. Де Сильва, молчаливый и высокий, стоял рядом с ним, его глаза обратились к Аде. Впрочем, как и глаза остальных людей, находящихся на этом высоком помосте. В уголках его губ появилась едва заметная улыбка. Он щелкнул пальцами.

Четыре руки, как тиски, сжали плечи Габриэля. Стража семьи де Сильва крепко держала его. Фальшивый пастух, один из приспешников де Сильвы, ухмыльнулся – его изуродованный глаз казался паразитом на его лице. Габриэля связали веревками по рукам и ногам. Он боролся, вырываясь из пут. Пальцы отца сжали его голову и повернули в нужную сторону. Габриэль не мог отвернуться.

– Ты смотришь, Габриэль? Это будет замечательное зрелище.

Толпа приветствовала выход противника Ады. Окровавленный после трех предыдущих побед, он был облачен в покрытые вмятинами доспехи и шлем с глухим забралом. Его изогнутый меч был явно арабского происхождения – возможно, привезенный из Святой земли.

И Ада должна была защищаться от такого человека?

Воин заметил ее у открытых дверей и пошел вперед, чтобы начать их поединок. Она ждала, ее подвижный маленький меч легко балансировал в обеих руках, ноги твердо упирались в землю.

Габриэль хотел крикнуть ей: «Беги!» – но молчал, дожидаясь, пока люди, пригвождавшие его к деревянному помосту, ослабят хватку, совсем чуть-чуть. И вот их внимание переключилось на арену. Габриэль сильно ударил плечом ближайшего стражника, опрокинув его. Затем вонзил локоть в грудь упавшего и отскочил от еще двух стражников, бросившихся на него.

Не вставая, он ударил обеими ногами человека, бросившегося на него с мечом. Меч отлетел далеко в толпу. Габриэль перекатился и пнул его в живот, тот ударился о перила помоста. Дерево затрещало.

И снова над ним был занесен меч, но Габриэль увернулся. Раздался лязг железа, а потом снова треск раскалываемого дерева. От удара стражник перелетел через барьер и рухнул на кровожадную толпу.

Ада выживет. Должна выжить. Все, что он мог, – это бороться в надежде, что ей хватит сил дождаться его помощи.

Габриэль быстро развернулся и тут же угодил в кулак отца. Его нос взорвался от боли. Голова отлетела назад, кровь хлынула в горло.

Инстинкт возобладал. Быстрее, чем он считал возможным, Габриэль оправился от удара и увернулся от меча де Сильвы.

– Габриэль!

Бланка?

Она пробивалась к нему вместе с Фернаном. Вооруженные, они распугивали зевак беспорядочными выпадами своего оружия.

– Мне бы хотелось закончить то, что я начала там, в купальне, – сказала она о поверженном пастухе. – Но твой способ, Габриэль, тоже сойдет.

Пока меч Фернана удерживал де Сильву, Бланка кинжалом Ады разрезала путы Габриэля. Едва почувствовав свободу, он выхватил свой меч у Фернана и поймал клинок отца своим собственным. Ярость ускоряла его движения и наполняла их еще большей силой.

Де Сильва умело отражал каждый удар, виртуозно уворачиваясь от выпадов Габриэля. Толпа расступилась, освобождая место для их поединка. Раскаленная ярость в лице де Сильвы не допускала поражения и не обещала пощады. Его рубашка порвалась под мышкой, когда он полоснул по левой руке Габриэля.

Габриэль увернулся, его меч опустился. Рукой он попытался зажать рану. Между пальцами хлынула кровь. Вместе с ней, казалось, вытекала из него вся сила, но он отказывался сдаваться. Смерть не могла напугать его, только не сейчас, когда Ада сражалась за свою жизнь.

Он нужен ей.

Габриэль сжал рукоять меча и снова бросился в наступление. Де Сильва яростно продолжал отражать сокрушительные удары своего взбунтовавшегося раба. Габриэль был для него всего лишь барьером, через который надо переступить на пути к власти. Но у этого барьера все еще было оружие и причина сражаться.

Меч в руках Габриэля стал легче и проворнее, заставляя де Сильву пятиться все дальше и дальше.

Один последний яростный удар, и де Сильва потерял равновесие и упал назад, цепляясь за сломанные перила. Габриэль перехватил свой меч, чтобы было удобнее держать, и занес его для смертельного удара. Легко. Это было легко.

Но он колебался. Он давал обеты, удерживающие его от осуществления мести этому человеку. Его отцу. Его хозяину. В монастыре он получил странные уроки, главным из которых был тот, что он не может больше убивать так же беспечно, как раньше.

Когда кованая сталь наконец-то коснулась плоти, правая рука де Сильвы и меч, который он держал, упали. Его безумный рык перекрыл рев толпы. Он прижал изуродованную руку к груди, и рык превратился во всхлипы.

Другой крик пронесся над ареной, и по покрытой шрамами спине Габриэля пробежала дрожь. Ада!

Бланка метнулась через помост и прижала кинжал Ады к шее де Сильвы.

– Беги!

Фернан прыгнул вперед, сдерживая де Сильву своим мечом – мечом, который он держал с убедительной властностью.

– Она права! Мы займемся им!

Габриэль кивнул и, с мечом в руке, бросился через толпу к арене. Его руки дрожали, его сердце билось только для Ады.