и он спрятал беспокойные руки за спину. Стоя перед ним в сиянии полуденного солнца, она была похожа на ангела.

– Джейкоб, ты здесь.

Она приветствовала его на норманнском языке, на котором говорила ее сицилийская семья и английское дворянство. Отец научил Джейкоба придворному языку в надежде, что тот, когда вырастет, сможет стать королевским лекарем или учителем. Он казался ему совсем не таким трудным, как кастильский.

– Ваша светлость, – ответил он с поклоном. – Где ваша охрана?

– Я отослала. Знаю, тебе нужно многое сказать, и я не хочу любопытных ушей.

Она прислонилась к закрытой двери, глядя на него с восхитительной прямотой. Ослепительная в бледно-голубом шелке и тончайшей шерсти. Ее сияющие, медового цвета, глаза говорили о гораздо большем опыте, чем можно было ожидать от двадцатилетней. Джейкоб бесконечно восхищался этой молодой матерью двоих детей, вдовой. Она первой помогла ему в Кастилии.

– Благодарю вас, что встретились со мной, – тихо сказал он. – И что сохранили мой визит в тайне от его величества и его гостей.

– Ему не нужно знать обо всем, что происходит в моем доме. – Ее улыбка была мимолетной и горьковатой. Она подошла к столу и налила два кубка вина. – Ну а теперь расскажи мне все.

– Во время моего последнего задания, перед вашим отъездом в Сеговию, я перехватил письма.

Он улыбнулся и принял кубок. Он больше не потел, и руки не дрожали. Всегда одно и то же. Мысль о том, что придется говорить с ней, бросала его в дрожь.

– Ты не принес их сегодня к его величеству. Почему?

Он выдохнул и нащупал рукоять одной из своих изогнутых сабель, заметив, что она не попросила его снять оружие. Ей не следует быть такой доверчивой, даже в обществе преданного человека.

– Семья де Сильва под покровительством короля Фердинанда вернулась из изгнания, – сказал он. – Они вступили в сговор с леонцами и альмохада, намереваясь завоевать Кастилию и поделить трофеи.

Ее светло-медовые глаза расширились, но она умело скрыла свое потрясение. Настоящая аристократка.

– Эти письма обвиняют леонцев? Они осмелились...

– Послушайте меня! – То, как она вздрогнула, остановило бы его, но жизнь слишком многих людей зависела от того, чтобы его поняли. – Вас ослушались. Вы знали это? Судья, который должен был освободить Аду, приговорил ее вместо этого к суду через поединок. И никто не имеет права ей помочь. Она сражается за свою жизнь на судебной арене. А вы... – Он выхватил одну из сабель и взмахнул ею в ярких солнечных лучах. – А вы не потребовали, чтобы я снял оружие.

Она торопливо попятилась, расплескав вино на толстый шерстяной ковер.

– Ты хочешь навредить мне? – Вопреки очевидному страху, ее голос остался ровным.

Джейкоб убрал саблю в ножны.

– Конечно, нет, миледи, но вы слишком доверчивы.

– Возможно.

Из-за спины она вытащила кинжал длиной с ее ладонь. Их глаза на мгновение встретились.

Джейкоб улыбнулся и одобрительно кивнул.

– Семья де Сильва вернулась на Апеннины. Они считают, что военные действия возобновятся...

– ...по завершении перемирия. Как раз вовремя, для летней кампании. – Она убрала кинжал в ножны, спрятанные где-то в многочисленных складках голубого шелка. – Что о его величестве? Ты опасаешься за его жизнь?

Он колебался, слова застревали в его горле.

– Нет смысла скрывать свои мысли, Джейкоб, – сказала она.

Мало кто мог сопротивляться ее спокойной властности. Джейкоб даже не хотел пытаться.

– У тебя был доступ к письмам и вся информация. Пожалуйста, я спрашиваю твое мнение.

– Миледи, я считаю, что де Сильва подослали сюда, в Толедо, убийцу.

– Ты знаешь, кто он?

Он сглотнул.

– Да.

– Тогда я прикажу моей личной страже пойти с тобой. Арестуй предателей и не стесняйся отправить моих людей на освобождение Ады.

Ада смотрела на запертые двери. За стенами комнаты, где она стояла, в ожидании ревела толпа. Потом раздались оглушительные аплодисменты. Трое мужчин уже вышли через эти двери. Трое мужчин не вернулись. Каждый раз, когда один из них падал, арена взрывалась тем же самым ликующим ревом.

Ее запястья сковывали наручники, цепи тяжело свисали до колен. В правой руке она держала короткий меч. Именно его она выбрала среди оружия, доступного приговоренным. Ада не была официально приговорена, в отличие от тех людей, которых повесили за преступления. Она просто стояла на острие, чтобы обеспечить кровожадной толпе щедрую порцию зрелища, и все это во имя правосудия.

Но не было никакого правосудия.

Она выдохнула и закрыла глаза. Если она собирается пережить следующий час, ей нужно держать себя в руках.

Подошел бейлиф в сопровождении двух стражников в шлемах и доспехах. Он не размахивал топором и не затягивал веревки, но именно он откроет двери и отправит ее на бой.

– Ада из Кейворта, – объявил бейлиф. – За свои преступления, а именно долги и нарушение контрактов, заключенных с гражданами Толедо королевства Кастилии, тебе приказано предстать перед судом через поединок. Победи своего противникам и ты будешь освобождена. Ты признаешь эти обвинения?

– Я признаю продажность судьи.

Она ничего не могла с собой поделать. Правда была слишком ужасна. Она чувствовала абсурдную необходимость сообщить это своему тюремщику, как будто ее рассказ может открыть разум, давно глухой к мольбам осужденных.

Но бейлиф только заморгал.

– Если ты невиновна, то суд это докажет.

Ада сжала рукоять тупого меча. Хотя металл был относительно легким, ее рука уже болела. Ожидание.

– Вы действительно верите в это? – спросила она, глядя ему прямо в глаза.

Бейлиф обвел взглядом камеру.

– Тебе кто-нибудь поможет?

– Нет.

Он снова моргнул, но на этот раз его брови мрачно сошлись на переносице, похоже, это его тоже удивило.

– Никто не поможет?

– Мне не позволили, – сказала она. – Судья прогнал моего мужа, который хотел занять мое место. Думаете, я пришла сюда по собственному желанию или из чистого упрямства?

– Но ты же женщина.

– Да. – Ада улыбнулась, немного опечаленная смущением этого человека. – Ты посылаешь женщину на поле боя. Надеюсь, ты сможешь спать сегодня ночью.

Мимолетное сомнение, промелькнувшее на его лице, исчезло. Он кивнул стражнику, и тот снял наручники. Бейлиф повернулся и открыл двери.

Ее время пришло.

Каждая крупинка еды, которую она заставила себя съесть сегодня утром, выплеснулась на мрачный почерневший пол камеры. Почти опустившись на колени, она боролась с бесконечными волнами, которые отбирали у нее мужество. Но она так и не выпустила из рук меч. Теперь он стал частью ее.

Подняв глаза на широко распахнутые двери, она увидела, что бейлиф безразлично повернулся спиной. Ее судьба уже была решена. Ада черпала силы из своего негодования. Она еще не сдалась. И тюремщику не следует поворачиваться спиной к узнику, особенно когда у того в руках меч.