его.

Она улыбнулась еще шире и тоже огляделась.

— Я рада, что ты так считаешь.

Ему не хотелось к ней прикасаться — не хотелось рисковать. Желание гудело в нем, а жажда пощипывала кожу.

— Я полагаю, нам не следует пока встречаться, по крайней мере наедине.

— Думаю, что никому и в голову не придет, что мы можем встретиться.

Он понял, о чем она думает. Ему вдруг захотелось открыть ей правду, всю правду. Снять эту тяжесть с сердца перед завтрашним днем…

Но она еще не сказала своего «да». Завтра.

Он, нахмурясь, указал ей на дверь.

— Лучше вернемся в дом, иначе какая-нибудь светлая голова заметит, что нас с тобой нет, и воображение у всех разгуляется.

Она, усмехнувшись, пошла впереди него по проходу к двери. Он хотел открыть перед ней дверь — она остановила его, положив ладонь ему на плечо.

Их глаза встретились — она улыбнулась и прикоснулась к его губам. Поцеловала его осторожно, легко; от стараний подавить свою реакцию он пошатнулся.

Он не успел проиграть битву — она отодвинулась и снова встретилась с ним взглядом и улыбнулась.

— Благодарю тебя, что ты согласился на мое предложение и не стал медлить.

Он, помешкав мгновение, открыл перед ней дверь. Она вышла, подождала, пока он тоже выйдет, и затем очень благопристойно, бок о бок, они пошли по дорожке к дому.

Настало следующее утро, прекрасный рассвет. Легкий ветерок порхал над лужайкой. Он заигрывал с локонами и лентами, теребил дамские платья, перебирал оборки и воланы. Все веселились. Ветерок подхватывал их радость и разносил по богато одетой толпе гостей — родственников и близких друзей, приглашенных на церемонию.

Все шло без заминок, без неловкостей и недоразумений. Гости собрались в маленькой церкви, мужчины заполнили проход, дамы заняли места на скамьях, Люк вышел вперед и встал перед алтарем, Мартин, его кузен, присоединился к нему. Рядом с ним встал Саймон, брат Амелии, девятнадцатилетний юноша, на которого Люк, учитывая близость между семьями, уже давно смотрел как на брата.

Мартин, оглянувшись по сторонам, высказал свое мнение:

— Это уже похоже на кровосмешение — ты понимаешь, что после сегодняшнего дня мы будем не только кузенами, но еще и свояками?

Люк пожал плечами:

— У нас обоих всегда был превосходный вкус.

Саймон фыркнул:

— Скорее вы оба унаследовали семейную склонность подпадать под чары женщин, с которыми ни один здравомыслящий человек не стал бы иметь дело.

В этот момент из парадной двери дома появилась Амелия под руку с отцом и сделала первый шаг на пути к семейной жизни. Сопровождаемая Амандой и Эмили, она была исполнена уверенности, потому что осуществилось то, о чем она так долго мечтала.

Они пересекли лужайку, и, проходя под старыми деревьями, Амелия сказала отцу:

— Спасибо, папа.

Он улыбнулся ей:

— За что?

— За то, что ты столько лет заботился обо мне. Еще чуть-чуть — и ты больше не будешь нести за меня ответственность… теперь это станет делать Люк.

Она добавила последние слова для того, чтобы смягчить правду, но она знала, что это за правда, и Артур — Кинстер до мозга костей — знал это тоже. Она искоса взглянула на него, но он безмятежно улыбался.

— Я рад, что ты выбрала Люка, он человек со всячинкой, но в основе своей из тех, кто никогда не станет пренебрегать своим долгом и своей ответственностью. — Артур погладил ее по руке. — А это хорошие качества.

Амелия глубоко вздохнула, чтобы придать себе сил, и они вошли в церковь. Остановились на мгновение, потом с безмятежной сияющей улыбкой она прошла по проходу между скамьями и встала рядом с Люком.

Он ждал. Их взгляды встретились. Он взял ее за руку, и они повернулись к алтарю.

Мистер Мерриуэзер совершил церемонию, радуясь, что венчает девушку, которую он когда-то крестил. Они произнесли свои клятвы сильными, четкими голосами — и все кончилось, и вот они уже муж и жена.

Она откинула вуаль, и Люк привлек ее к себе и поцеловал. Поцелуй был нежным, но долгим. Только она, чувствуя сдерживаемую силу в пальцах, сплетенных с ее пальцами, поняла, чего ему стоит эта сдержанность.

Потом они посмотрели друг другу в глаза и поняли, что под внешне спокойным видом оба охвачены желанием. Сохраняя наружное спокойствие, они повернулись к родственникам и друзьям, чтобы принять поздравления.

Люк понятия не имел, что нетерпение может дойти до такой степени, до такой точки, где оно превращается в осязаемую силу — в бушующего зверя внутри его, бьющего когтями и взывающего о помощи, об удовлетворении. Он надеялся, что обещание того, что она теперь принадлежит ему перед Богом и людьми, как-нибудь поможет ему пережить этот день. Они стояли рядом, принимали поздравления, кто-то целовал Амелию, кто-то жал ему руку или хлопал по плечу, а он думал только о своем внутреннем напряжении, о том, как натянуты его нервы.

Ему хотелось одного — схватить ее, привлечь к себе, расчистить дорогу к выходу, найти лошадь и умчаться далеко-далеко — увезти жену из ее дома в свой дом.

Желание это было настолько нестерпимым, что он с трудом дышал — и это он, он, который считал себя человеком, житейски умудренным! Но то, что сейчас бушевало в нем, не имело никакого отношения к житейской мудрости.

Однако ему предстоит пережить целый день, и он его переживет. Он вовсе не собирался показывать кому бы то ни было, насколько он увлечен. Никому, кроме Мартина, который заглянул ему в глаза и улыбнулся слишком понимающей, слишком сочувственной улыбкой. Мартин знал, через что он проходит сейчас, потому что сам прошел через то же самое.

Эта мысль если и не очень его приободрила, то по крайней мере успокоила. Если Мартин выжил, выживет и он.

Свадьба в июне имеет множество преимуществ, одно из которых — свадебный завтрак под открытым небом. Широкие лужайки предоставляли для этого прекрасную возможность; пока длилась церемония, прислуга расставила длинные столы и стулья под низкими ветвями деревьев, окружающих главную лужайку.

Завтрак с его неизбежными тостами превратился в шумное пиршество. Поскольку семьи новобрачных всегда были близки, члены их хорошо знакомы между собой, завтрак проходил в неофициальной обстановке.

Амелия радовалась свободной атмосфере, была довольна, что завтрак превратился в непринужденное семейное застолье. Она видела, как напряжен Люк, чувствовала, что его что-то гнетет, и только не понимала, что именно. Она опасалась, что это как-то связано с их договором, что теперь, когда он женился на ней из-за ее приданого, он хочет уехать и забыть о спектакле, который они разыгрывали перед светским обществом.

Все, конечно, считали, что они любят друг друга. С одной стороны, это было правдой — она была абсолютно уверена, что любит его. Так же она была уверена, что вторая половина уравнения может быть решена и, учитывая время и ее преданность, это обязательно произойдет.