их огромный дом. Там никогда не хватятся одной-двух вещиц.
— И не нужно забывать, — продолжал он, — что Сомерсхэм-Плейс — всего лишь одно из нескольких герцогских имений. Кроме того, есть еще имения других членов этой семьи — не все, вероятно, так же богаты, но все владеют произведениями искусства и старинными украшениями — в этом вы можете быть уверены. А теперь сопоставьте это с плачевным положением Эдварда. — Кирби замолк, словно подбирая слова, чтобы не сказать лишнего. Когда он заговорил, его голос звучал мрач но и приглушенно: — Не будет неправдой сказать, что положение Эдварда просто отчаянное.
Пригвоздив молодую леди к месту своим тяжелым пристальным взглядом, он добавил:
— У Эдварда нет ничего — как он писал в своем письме к вам, его брат отказался ему помогать, так что он вынужден сводить концы с концами по-всякому, как только может. Населенная крысами лачуга, черствый хлеб и вода — его единственная пища, он на пределе своих сил и в очень плохом состоянии. — Кирби тяжело вздохнул и посмотрел на другую сторону площади, на дома, выходящие на нее. — Я стараюсь, как могу, ему помочь, но я уже отдал все, что у меня было, и я не имею доступа в дома тех, у кого есть вещи, потерю которых они и не заметят.
Молодая леди побледнела и отвернулась — Кирби протянул было руку, чтобы повернуть ее к себе, но она, ломая пальцы, повернулась к нему сама. Он убрал руку, не желая быть навязчивым.
— В своем письме он просил меня достать для него только две эти вещицы — чернильницу и флакон для духов. Он написал, что они принадлежали его бабке и деду и были обещаны ему — они его, и я принесла их вам, чтобы он их получил. — Леди подняла на Кирби умоляющие глаза. — Конечно, если он считает, что эти безделушки ему помогут, тогда вместе с другими, — она кивнула на карманы Кирби, — с теми, что я только что отдала вам, Эдварду должно хватить денег на несколько месяцев.
Кирби улыбнулся покровительственно.
— Боюсь, дорогая, Эдвард в его теперешнем положении не больше склонен нюхать табак, чем вы. Он отчаянно нуждается в деньгах, но именно поэтому сможет выручить за эти вещи не слишком много. Так всегда бывает. — Он помолчал. — Как я сказал, он в очень плохом состоянии. Пожалуй… — Он словно опомнился и прервался, потом, после очевидной борьбы с совестью, в то время как молодая леди смотрела на него, вздохнул и посмотрел ей в глаза: — Мне не следовало бы так говорить, но боюсь, что не могу поручиться, не сделает ли он чего дурного, если мы вскоре не добудем для него приличные деньги.
Глаза у молодой леди округлились.
— Вы хотите сказать?..
Кирби кивнул:
— Это будет не первый отпрыск аристократического дома, который не смог выдержать жизни в заграничных трущобах.
Прижав ладонь к губам, молодая леди отвернулась. Кирби наблюдал за ней из-под полуопущенных век и ждал.
Спустя некоторое время она прерывисто вздохнула и по вернулась к нему.
— Вы сказали, что любая вещица из Сомерсхэм-Плейс стоит небольшого состояния?
Кирби снова кивнул.
— Значит, если я возьму там что-нибудь и отдам вам, этого хватит Эдварду на жизнь?
Кирби улыбнулся:
— Это не даст ему умереть с голоду.
— Или нужно сделать что-то еще?
— Все в руках Божьих, но это хотя бы даст ему шанс.
Молодая леди посмотрела на площадь, потом вздохнула и произнесла:
— Хорошо. — Подняв лицо, она встретилась взглядом с Кирби. — Я что-нибудь найду — что-нибудь дорогое.
Кирби склонил голову:
— Ваша преданность заслуживает всяческих похвал.
Он коротко объяснил ей, где они встретятся, куда и когда она должна принести свой следующий вклад в благополучие Эдварда. Она согласилась, и они расстались. Кирби смотрел, как она пересекает площадь, потом повернулся и зашагал в другую сторону.
Почему, черт побери, он решил назначить свадьбу на среду?
Вернувшись в Калвертон-Хаус во второй половине дня в понедельник, Люк прошел к себе в кабинет, закрыл дверь, бросился в кресло и уставился в пустой камин.
Если бы он назвал понедельник…
В тот день, когда появилась заметка в газете, сообщающая об их бракосочетании, он избегал появляться на Аппер-Брук-стрит. Как и следовало ожидать, весь фешенебельный Лондон — или это так казалось? — явился к Кинстерам поздравить Амелию и посплетничать насчет их свадьбы. Даже здесь, в Калвертон-Хаусе, его мать все утро осаждали визитеры. После второго завтрака она разумно решила отправиться на Брук-стрит — присоединиться к Амелии и Луизе, чтобы визитеры поздравляли всех сразу.
Вечер субботы они провели на приеме у леди Харрис под плотным огнем оживленных — если не сказать яростных — испытующих взглядов. Прием этот был одним из последних, перед тем как светское общество уедет на лето из города. Уже наступила жара, дамы носили открытые платья. Он был очень рад, что Амелия удержалась от этого; она появилась с ним под руку в скромном, облегающем фигуру платье из золотистого шелка, непоколебимо спокойная и любезная со всеми, кто подходил пожелать им всяческих благ.
Он не смог побыть с ней наедине ни минуты. Внушив себе, что такие вечера, в конце-то концов, бывают раз в жизни, он смирился и принимал происходящее, как ему казалось, с подобающей учтивостью. Взор, который Амелия устремила на него, когда вечер закончился и они расстались под внимательным взглядом ее матери, дал понять, что она сумела разглядеть за его равнодушной маской беспокойное неудовлетворение, которое он пытался скрыть.
Решив, что ничего плохого не случится, если она почувствует его нетерпение, он заехал на следующий день — в воскресенье, — надеясь, что сможет похитить ее, провести хотя бы несколько минут наедине с ней — минут, когда все ее внимание будет отдано только ему, — и обнаружил, что женщины ее семьи собрались, чтобы обсудить их скорую свадьбу.
Вейн, привезший свою жену Пейшенс на это собрание, уже уезжал, когда подъехал Люк.
— Послушайте, Люк, моего совета — в клубе вам будет куда комфортнее.
Он думал меньше секунды — и с отвращением согласился. В клубе в этот час было очень спокойно — там было безопасно.
Вечером в воскресенье он вместе с матерью устроил традиционный званый обед для семей жениха и невесты. Он никогда не видел свою прислугу в таком волнении — Коттслоу весь вечер сиял во все свое круглое лицо. Миссис Хиггс превзошла самое себя. Несмотря на то что ему снова не удалось перекинуться наедине хотя бы словом с Амелией, он должен был признать, что вечер удался.
Девил, конечно, тоже присутствовал. Позже они сошлись в гостиной. Девил усмехнулся и внимательно посмотрел ему в глаза.
— Все еще не поговорил на больную тему?
Люк спокойно оглядел собравшихся.
— Ты бы лучше помалкивал. — И тут же добавил: — Однако заверяю тебя, что никакого разговора на эту тему не произойдет до свадьбы.
— Ты так решил?
— Да.
Девил вздохнул преувеличенно нарочито.
— Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
— Не буду! — Люк хмыкнул. — Ты, конечно, можешь написать мне шпаргалку…
Девил засмеялся и хлопнул его по плечу.
— Не испытывай судьбу, дружище.
Они расстались весьма дружелюбно. Люк знал, что когда-нибудь разговор с Амелией состоится. Понимание этого только подогрело его нетерпение.
Люк зашел утром на Аппер-Брук-стрит, было еще довольно рано, как ему представлялось,
