немного, ладно?
— Ладно, сиди. — Он поднялся. — Если тебе хуже станет, позовешь меня.
Отец направился к Семену, а я осталась сидеть у моря и гадать, что тот ответит на вопрос о нашем возвращении в Бетту. Когда я через пятнадцать минут подошла к ним, мне показалось, что беседуют они вполне мирно.
— Как ты? — хором спросили меня они.
— Лучше.
— Сможешь ехать в машине, тебя не укачает? — спросил папа. При мысли о душном «уазике» меня реально затошнило, но я мужественно улыбнулась:
— Смогу!
Обратно мы опять ехали молча. Лишь при выезде на главную дорогу Семен заговорил:
— Вот здесь мы сели на попутку, Дмитрий Павлович! Это был серый «жигуленок», за рулем сидел мужчина лет тридцати пяти, внешне ничем особо не примечательный. — Я поняла, что сказал он все это исключительно для меня.
Когда «уазик» подъехал к нашему дому, мне стало совсем плохо. Я шатаясь вылезла на воздух, оправляя синее платье, прилипшее к пятой точке. Семен подал мне руку на прощание и тихо-тихо сказал: — Поля, тебе очень идет это платье.
Дома на отца набросились мама и бабушка:
— Хватит уже ее мучить, она и без того еле жива!
Папа стушевался под их дружным напором. Лишь на одном пункте он настоял твердо: по соображениям безопасности мне запретили выходить из дома.
— Посетителей хоть я имею права принимать? — буркнула я недовольно.
— Только женского пола, — отрезал отец и уехал в отдел.
Я поднялась в свою комнатушку, чтобы обдумать в тишине, какие еще «тонкие» моменты есть в наших с Семеном показаниях. Странно, что отец не спросил меня, почему мы заявились домой мокрые до нитки. Впрочем, надо знать приемчики опера. Уверена, он поинтересуется этим в самый неожиданный момент...
— Поля, к тебе посетитель женского пола! — крикнула с кухни бабушка, и я присела на постели. Через минуту в комнату вошла разряженная, как рождественская елка, Надюха. «Вот сейчас будет настоящий допрос!» — подумала я. И ошиблась.
— Слушай, ты не представляешь, как я рада, что ты жива-здорова! — заявила с порога подруга. — Мне тебе столько рассказать нужно!
Когда Надьке хотелось поведать мне очередную историю из своей жизни, она принимала позу утомленной тигрицы и говорила медленно, со вздохами, закатыванием глаз и театральными паузами. Но сегодня я не узнавала свою подругу, она с размаху плюхнулась на мою кровать и затараторила:
— Слушай, тут такое... Я тебе сейчас стихи прочитаю… — и Надя начала декламировать. Это было так неожиданно, как если бы большой Пашок вынул из ушей плеер и запел арию Онегина.
— Ну как? — спросила Надя тоном, не допускающим никакой критики. — Пойдет это для радиостанций?
— Для чего? — не поняла я.
— Ну, я хочу продать этот текст за большие деньги какой-нибудь знаменитой группе. Игорь сказал, что у меня талант и что он все устроит…
— Кто сказал?
— Ну, Игорь, мой парень!
— До вчерашнего дня твоим парнем был Витек…
— Вчерашний день многое изменил… — загадочно протянула Надя, и я наконец узнала свою подругу: она любила окружить свою персону ореолом тайны. — У тебя тут курить можно? — спросила она, и я поняла, что мы переходим к романтической части повествования.
— Нет, пойдем в сад, там гамак, посидим в нем…
В саду у калитки лежала кучка пожелтевших листьев — моя неугомонная бабушка уже успела пройтись по дорожке с метлой. Мы постелили на гамак плед и уселись вдвоем, прижавшись друг к другу. Надя закурила ароматную ментоловую сигаретку, выпустила красивые колечки дыма и, мечтательно глядя на то, как они растворяются в прозрачном осеннем воздухе, начала:
— Это случилось позавчера вечером, а мне кажется, уже вечность прошла. Витек проводил меня домой, я зашла, успела погрызться с матерью и смыть косметику. Вдруг вижу в окно: кто-то ходит у дома. Я выглянула, думала, один из материных бывших дружков заявился, сейчас начнется шоу. Есть у нее один, как напьется, так приходит выяснять отношения... Я в окно высунулась, спрашиваю: «Кто там?» — а сама думаю, заперта ли дверь у нас. Ну во-о-от... — томно протянула Надя и после эффектной паузы продолжила: — А это был он. Игорь. Он только что из Москвы приехал, искал тут друга одного и заблудился. В общем, я к нему вышла, чтобы помочь… И мы два часа на лавочке у моего дома просидели. А потом он и думать забыло друге. Вызвали такси и поехали в «Кавказскую пленницу», там до пяти утра пробыли». Поля, это любовь, — торжественно резюмировала Надежда.
Мне совсем не ко времени вспомнилась ее прошлая «любовь», которая закончилась большой трагедией, но я постаралась прогнать эти мысли из головы.
— А кто он такой, чем занимается?
— Он в шоу-бизе, знает там всех-всех-всех. Продюсирует молодые таланты, говорит, что у меня есть задатки, потому что я ни на кого не похожа. Я ин-ди-ви-ду-аль-ность!
— Здорово! — только и нашлась я.
— Нет, ты скажи: тебе стихи понравились? Хорошие ведь стихи?
— Да, хорошие, — подтвердила я, и Надя расплылась в широкой улыбке:
— Вот видишь!
Как будто качество стихов служило гарантией чувств ее возлюбленного. Впрочем, кто я такая, чтобы, не зная человека, судить о нем? Все-таки ее новый парень, кем бы он ни был, — человек, в отличие от Семена.
— Слушай, ты хочешь с ним познакомиться? — загорелась вдруг Надя новой идеей.
— Хочу, только я под домашним арестом…
— Ах да, ты же у нас потерпевшая... Может, тогда мы к тебе вечером зайдем? Если честно, он о тебе
