человечьим туловищем, облаченное в нечто, вроде мексиканского пончо. Существо стояло у большого медного котла, установленного на треноге. Тьму, царящую вокруг, рассеивал лишь дымный огонек, слабо тлевший под котлом. В самом котле булькало и урчало вкусно пахнущее варево.

– Я говорила, – повторило существо тоном женщины, обожающей пилить недотепу мужа.

– Но мышка, – донеслось из темноты. Мише показалось, что в той стороне он видит два горящих желтых глаза. – Варить в одной похлебке баранину и человечину? Что за фантазии? И посмотри: один из них совсем старый, а другой и вовсе – череп с ножками.

– Я те дам череп с ножками! Я белка! – послышался возмущенный голос Йорика. Мрак прорезали два огонька самого дьявольского оттенка.

– Вот видишь, это белка, – сказал супруг «мышки». – Значит будет кого запечь в тесте на День Голодных.

– Кого это ты собрался… – начал было Йорик, но Миша прервал его, обратившись к существу у котла:

– Простите, уважаемая, как найти королевскую стражу?

– От нашего дома сто шагов вперед, там налево до второго перекрестка. Не сверните на первом: там пройти тоже можно, но придется идти по улице Славных Кровопийц. От второго перекрестка – направо, и там шесть кварталов до Пенькового рынка. И сразу за ним – казармы. Только вам-то это зачем, не пойму. На нас что ли жаловаться?

Миша замотал головой.

– Нет, конечно. Вы не сделали ничего плохого, на что ж жаловаться?

Из тьмы, цокая козлиными копытами, выступил еще один кошкоглавый монстр с серой в черную полоску шерстью. Одет он был в штаны и нечто вроде майки с дырой на пузе.

– Вот и я говорю, жаловаться не на что, – сказала дама, обращаясь к полосатому. – В конце концов, мы в своем праве и можем вас съесть, когда заблагорассудится. Правда, дорогой?

– Конечно, милая.

Милиционер опешил.

– То есть как – съесть?

– Как так – съесть? – подхватил Йорик.

Миша вздрогнул. До него вдруг дошло, что разговор ведется на черт знает каком наречии – одном из тех, которым с помощью колдовства обучили его эльфы несколько дней назад.

– Ты… Ты их понимаешь? – милиционер вопросительно заглянул в черные глазницы.

– Да, деточка, понимаю, – в голосе Йорика прозвучала жалость к тронувшемуся умом альтер эго. – Ты всегда задаешь дурацкие вопросы когда тебя собираются слопать?

– Но… Но как?

– Я – твое альтер эго, забыл? А вообще, какая разница, если нас собираются сожрать? А я еще не отрастил пушистый рыжий хвостик! Стыд и позор порядочной белке, если ее слопают без хвоста!

Разговор шел по-русски, поэтому сразу несколько существ потребовали разъяснений:

– Какие невежи. Я ни слова не понимаю.

– Иностранцы. Что с них взять.

– Как так – слопают? Эй, мы что, попали к людоедам?! Выпустите меня! Я хочу назад, на дерево!

Йорик повернулся к Дмитрию Андреичу.

– Дед, не суетись, тебя не сожрут. Тобой, разве, моль заинтересуется, да короеды.

Чертопрыщенец обиженно засопел.

– Хватит торчать на кухне. По местам. Человеки – в подвал, белка – в зверинец, – объявил супруг «мышки», которому, похоже, наскучила трескотня чужаков.

Миша поднял с пола сумку и ухватился за «собачку» застежки-молнии.

– Эй, эй, мы пришельцы из другого мира. Вы всегда так обращаетесь с пришельцами?

«Мышка» расхохоталась. Копытца выбили веселую дробь.

– Конечно всегда! А иначе зачем нужен дом окнами на Алиен Штрассе?

– Прости, козлоногая, окнами куда? – переспросил Йорик.

– На Алиен Штрассе, глупая белка. Место, куда порталы выбрасывают бродяг, ротозеев, случайно ступивших не туда, и прочий сброд. Мы честные кавланы. Мы едим только то, что дозволено королем.

– Если не веришь, могу показать королевский патент, – встрял в разговор супруг «мышки». – Разрешено есть всех кроме эльфов. Вы ведь не эльфы.

– Почем ты знаешь, – фыркнул Йорик, – может я эльфийская белка. Или беличий эльф.

– А у меня эльфийский меч! – сказал Миша, распахнув сумку. Руны на клинке вспыхнули в свете костра. – А он, – милиционер показал на непрестанно моргающего Дмитрия Андреича, – он – эльф в душе. Так что мы уходим. – Миша для убедительности несколько раз взмахнул грозным оружием. Низкое утробное «вжихх» «вжихх» разнеслось по комнате.

– В подвал, я говорю!