— Ты поздно, — заметил Мюррей.

И я пошел наблюдать то, ради чего мы трудились.

«Румоко» начинал работать.

Ребята пошли вниз. Мартин и Димми установили заряды. Они сделали все необходимое и мы отошли. Все было готово, оставалось лишь дать радиосигнал. Налетчиков забрали из моей каюты, и я был благодарен за это.

Мы отошли на достаточное расстояние, и сигнал был подан.

Сначала было тихо. Затем бомба взорвалась.

Через арку борта я видел стоящего человека. Он был старым, седым и в широкополой шляпе. Поля ее свисали, закрывая лицо.

— Мы только чуть-чуть добавим копоти в атмосферу, — сказал Мартин.

— Проклятье! — сказал Димми.

Океан поднялся и рухнул на нас. Но якорь удержал.

Некоторое время не происходило ничего. Затем началось.

Корабль встряхнулся, как мокрая собака. Я вцепился в поручни и ждал. Затем родилась гряда волн: размеров они были небывалых, но мы одолели их.

— Готовность номер один, — сказала Кэрол Дейт. — Строительство началось.

Я кивнул и ничего не ответил. Слов не требовалось.

— Он все растет, — заметила она через минуту, и я снова кивнул.

Наконец, поздно утром освобожденная мощь вырвалась на поверхность.

Вода закипала. Пузыри становились все больше. Температура поднималась. Появилось пламя.

А затем вырос фантастических размеров водяной столб. Он ударил на огромную высоту, золотой в лучах зари, словно Зевс, навещающий одну из своих подружек. Все это сопровождалось страшным ревом. Столб продержался несколько мгновений и рассыпался.

И тут же возник огромный водоворот.

Он рос, и я смотрел — и просто так, и через инструменты.

Вода вспенилась и засветилась. Снова раздался рев. Ударил новый фонтан, затем еще и еще. Четыре фонтана, один больше другого.

Затем океан раскололся, и волна, похожая на приливную, подхватила «Аквину».

Мы были, судя по всему, готовы к этому, и встретили волну. Корабль поднялся на волне на самый ее гребень.

Все кипело на расстоянии нескольких миль от нас, и, казалось, до очага рукой подать.

Следующий фонтан все рос и рос, пока не превратился в колонну без вершины. Он пронзил небо, и вокруг словно упали сумерки. Фонтан вспухал, и у основания его сверкало пламя.

Немного погодя искусственные сумерки почти полностью затянули небо, пепел наполнял воздух, глаза, легкие.

Время от времени тучи его проносились мимо нас, как стаи черных птиц. Я закурил, защищая легкие от вони, и смотрел, как растет пламя.

Море потемнело. Словно потревоженное чудовище, оно облизывало корпус корабля. Мерцание и вспышки продолжались, и над поверхностью воды появился темный предмет.

Румоко.

Это был конус. Искусственно сотворенный остров. Может быть, это кусок давно пропавшей Атлантиды поднимался перед нами. Человек преуспел в сотворении земли. Со временем остров станет обитаемым. Теперь, если мы выстроим цепочку таких островов…

Да, может быть, появится вторая Япония. Прибавится суши для растущего человечества. Прибавится пространства. Прибавится места для жилья.

Из-за чего меня допрашивали? Кто противился этому? Это совсем хорошее дело, как я погляжу.

Я ушел. Я отправился обедать.

Кэрол пришла, чтобы присоединиться ко мне как бы случайно. Я кивнул ей; она села напротив меня и сделала заказ.

— Эге?

— Эге.

— Ну, до чего-то додумался? — спросила она между салатом и эрзац-говядиной.

— Да.

— И до чего?

— Все еще не знаю. Это слишком быстро и слишком неожиданно. Мне нужен удобный случай, чтобы получше тебя узнать.

— Что это значит?

— Есть древний обычай, известный как помолвка. Пусть будет так.

— Я тебе не нравлюсь? Я проверила степень нашей совместимости. Она показывает, что мы подходим друг к другу — данные, естественно, из Центра на того, кем ты себя именуешь, но я думаю, что знаю о тебе побольше.

— С другой стороны, факт, что я не таков. Что это значит?

— Я прикидывала и так и этак и решила, что смогу жить с индивидуалистом, который знает, как можно провести машину.

Я знал, что помещение прослушивается, и догадывался, что она не думает, что мне это известно. Тем не менее, у нее были причины сказать то, что она сказала — и она не думала, что я об этом знаю.

— Извини, — сказал я ей. — Слишком уж ты шустра. Можешь ты дать человеку подумать?

— Почему бы нам не отправиться куда-нибудь обсудить это?

При этих словах мы принялись за десерт.

— Куда?

— На Шпицберген.

Я обдумал сказанное и сказал:

— Ладно.

— Я буду готова часа через полтора.

— Погоди, — остановил ее я, — я думал, ты имеешь в виду что-то вроде

— возможно, на выходной. Никто ведь не отменял расписание работ.

— Но твоя работа здесь кончилась, так?

Я уставился на свой десерт — яблочный пирог, и весьма неплохой, с куском сыра, запил его кофе. Над краем чашки я оторвал глаза и медленно покачал головой.

— Я могу на денек снять тебя с дежурства, — предложила она. — Это вреда не принесет.

— Извини, я хочу дождаться результата проб. Займемся этим в выходной.

Она, похоже, обдумывала это.

— Ладно, — согласилась она наконец, и я кивнул, по-прежнему занимаясь десертом.

Это «ладно» вместо «хорошо» или «да», или «конечно» могло быть условным сигналом или чем-то вроде этого для тех, кто слушал наш разговор. Не знаю. Я больше об этом не заботился.

Когда мы шли к выходу, она была чуть впереди меня, так что я открыл дверь перед ней, и человек придвинулся ко мне с другой стороны.

Она остановилась и обернулась.

— Не надо слов, — остановил ее я. — Я не поторопился и поэтому арестован. Пожалуйста, не перечисляйте мои права, я знаю, что они есть, — и поднял руки, увидев, как в руке человека блеснула сталь. — Счастливого Рождества, — пожелал я Кэрол.

Но она все же принялась перечислять мои права, и я смотрел на нее. Она отводила глаза.

Проклятие, предложения были слишком заманчивы, чтобы быть правдой. Не похоже на то, что Кэрол часто использовали для той роли, что ей пришлось играть, думал я лениво, и хотел бы я знать, довела бы она эту роль до конца, если бы обстоятельства заставили ее это сделать? Тем не менее она была права: моя работа на борту «Аквины» была закончена. Мне пора было убираться и заботиться о том, чтобы Альберт Швейтцер умер не позже, чем за сутки.

— Вы