Делла-Дайвз. С одной стороны ютились трущобы, с другой — Ривьера. Это устраивало его. Он все еще мечтал, значит, еще не был мертв.
Должно быть, он спал, когда услышал какой-то звук. Потом быстро сел на краю кровати, предчувствуя холодное дыхание смерти.
— Мала?
Ее не было. Звук, который разбудил его, был звуком закрывающейся двери. Он включил радио.
— Что случилось? — строго спросил он.
— У меня такое чувство, что за нами опять следят, — ответила она… — Хотя пока только чувство.
— Почему ты не предупредила меня? Возвращайся скорее.
— Нет. Я черна как эта ночь и я двигаюсь бесшумно. Я постараюсь разведать. Что-то, наверняка, есть, если у меня такое предчувствие… Вооружись.
Он послушал ее. И не успел он дойти до двери, как произошел взрыв, а за ним еще один. Он побежал. Когда он выбегал в дверь, опять послышался взрыв. За его спиной был сущий ад. Сильнейшие потоки раскаленного металла, дерева, стекла обрушились на дом. Еще мгновение — и ад был уже вокруг него. На этот раз они обхитрили его. Они были осторожнее теперь и не подходили близко, а атаковали на расстоянии. На этот раз они стреляли из-за экрана и лили на землю огненные реки разрушения.
Что-то ударило его в голову и плечо. Он падал, переворачиваясь. Ему попали в грудь и желудок. Он закрыл лицо и покатился, попытался встать и не смог. Он затерялся в огненном лесу. Он пытался ползти, бежать, падал опять, еще раз встал, побежал, упал опять, полз и опять упал.
Лежа в грязи, он проклинал этот мир, горящий, взрывающийся, рушащийся, проклинал другие миры и все живущее там.
Потом был последний взрыв — и все погрузилось во мрак.
Они думали, что они победили, и радость их была безгранична.
— От него ничего не осталось, — сказал Бенедик, улыбаясь сквозь слезы.
Весь следующий и последующий за ним день они праздновали.
А тело Карго не восстанавливалось. Почти половина блока была разрушена и одиннадцать существенных частей не взаимодействовали. Поэтому можно было, наверняка, предположить, что казнь была выполнена успешно. ЦМР, однако, требовала, чтобы команда оставалась в Домбеке еще десять дней, пока дальнейшие исследования не будут закончены.
Бенедик смеялся.
— Ничего, — повторял он. Ничего не осталось.
Но с человеком без сердца случаются самые неожиданные вещи.
Яйцо в груди лучше любого сердца, ведь оно центр коммуникационной системы.
Будучи из неживой материи, оно тем не менее всеведуще относительно того, что происходит вокруг него. Не будучи всемогущим, оно обладает такими внутренними силами, которыми не обладает человеческое сердце.
Как только ожоги и разрывы ткани обозначились на теле, оно мгновенно установило критический режим. Выбрав такой режим, оно уподобилось развевающемуся флагу во время урагана. Железы отреагировали на раны и выбросили дополнительные источники энергии. Мускулы пришли в движение, словно как от электричества.
Карго практически бессознательно с нечеловеческой скоростью пробирался сквозь шторм огнедышащих тел и падающих строительных материалов.
Его разрывало на куски, но он не чувствовал боли. Его мощный выход тормозил незначительный вход нейтронов. Он едва смог сделать еще несколько шагов, как рухнул на край тротуара.
За счет бездействия яйцо заморозило свой основной капитал и приняло решительные меры для обеспечения своего вложения.
Карго погружался все глубже и глубже в состояние комы. Люди обычной модели не могут даже подумать о гибернизации. Враги, конечно, могут ввести специальный состав вместе с комбинацией напитков или изощренных машин. Но Карго ничего подобного не было нужно. Он имел встроенный отсек регенерации со своим собственным разумом. А разум решил, что он может погрузиться в состояние, более глубокое, чем кома, так как сердце выдержит. Таким образом, яйцо производило такие операции, которые неподвластны живому сердцу, не способному на этом уровне сохранить жизнедеятельность.
Оно усыпило его черным сном без сновидений, при полной потере памяти. Так как только на грани смерти его жизнь можно было восстановить, укрепить, возродить. Для того, чтобы достичь царства смерти, необходимо было отождествление с ней.
Поэтому Карго и лежал мертвый в грязи.
Людей, безусловно, притягивают сцены катастрофы. Те, что жили на Ривьере, пришли позже, так как им нужно было время одеть лучший катастрофический наряд. Люди из трущоб не тратили времени на это потому, что их гардероб был гораздо скуднее.
Один из них был уже одет и проходил мимо. Его звали Цим, на это были свои причины. Когда-то у него было другое имя, но он уже забыл его. Он возвращался из приемной, где получил пенсионный чек за сторожевую службу за этот месяц.
Прошло несколько минут прежде, чем он понял, что произошел взрыв. Ворча что-то себе под нос, он остановился и медленно повернулся на шум. Потом он увидел огненные языки. Он поднял голову и увидел летящий ховерглоб. Давние воспоминания отразились на его лице, он продолжал смотреть.
Потом он увидел человека, с фантастической скоростью движущегося по Адовому кругу. Человек упал на улице. Огня больше не было, и ховерглоб улетел.
Увидев все это своими глазами и почувствовав катастрофу, он приблизился к человеку.
Нестираемый синапсис, врезавшийся в его мозг давным-давно, вызвал в памяти страницу за страницей полное Руководство по полевым действиям и немедленной медицинской помощи. Он встал на колено рядом с телом, красным от ожогов, крови и ран, нанесенных огнеметом.
— Капитан, — позвал он, смотря в заострившееся лицо с закрытыми почерневшими веками, — капитан.
Он закрыл свое лицо руками, промокшими от слез.
— Соседи. Здесь. Мы. Не знал… — Он послушал, бьется ли сердце. Но оно молчало. И он ничего не мог определить. Умер. — Здесь лежит мой капитан… мертвый… холодный. Мы. Соседи. Даже…
Он рыдал до тех пор, пока не начал икать. Затем он поправил ему руки и приподнял веко.
Карго сдвинул голову на два дюйма влево от яркого пламени.
Человек засмеялся с облегчением.
— Ты живой, капитан! Жив!
Карго не ответил.
Наклонившись над ним, он с усилием поднял его тело.
Руководство не разрешает двигать жертву.
— Но ты пойдешь со мной, капитан. Я теперь вспомнил. Это случилось после того, как мы расстались. Да… Да… Они все равно убьют тебя, если даже в этот раз ты выживешь. Я знаю это наверняка. Значит мне придется двигать жертву. Придется. Как жаль, что мне так затуманили мозги. Прости, капитан. Ты всегда хорошо относился к людям и ко мне. Управлял опасным кораблем, но ты был добр. Старый «Валлаби», счастливый «Валлаби». Теперь надо уходить отсюда. Как можно скорее. Прежде чем придут морты… Да, я помню тебя. Отличный парень. Итак, корабль «Валлаби» исчез опять, как сообщило ЦМР. А Карго прибывал на границе со смертью. Единственными хранителями его жизни были яйцо и семечки.
Десять дней спустя Линкс и Бенедик все еще были с Сандором. Последний был в восторге от их компании. Он никогда раньше не находился на службе. Ему доставляло огромное удовольствие чувство сотоварищества, сопереживания за совместно сделанную работу. Бенедик проклинал саму мысль уехать от мисс Барбары, одной из очень немногих, с кем он мог разговаривать и которая с охотой отвечала ему. Линксу нравилась пища и климат. Он решил, что его жены и внуки отдохнут от него.
Поэтому они остались вместе.
Возвращение из царства смерти — это мучительно долгий процесс. Реальность — это танец под вуалью. Она продолжительна, пока ты не попытаешься заглянуть под нее (если, вообще, кто-либо пытался).
Когда Карго немного пришел в сознание, он крикнул:
