голову над сверхсекретным проектом, называемым «тушенка „Валлаби“ или что-то вроде этого.

— Как видите, я здесь, — ответил он, уставившись в свои колени.

— Иногда приятно просто ничего не делать. Посидеть. Расслабиться. Отдохнуть от охоты за Виктором Карго…

— Пожалуйста, ни слова об этом. Вы не должны ничего знать об этом. Это вопрос сверхъестественной важности.

— Я знаю, что об этом надо молчать. Но дорогой Сандор говорит во сне так много. Видите ли, я принимаю его у себя каждый вечер и сижу с ним, пока он не погрузится в глубокий сон, бедный ребенок.

— Мм… да. Только пожалуйста не говорите о проекте.

— Почему? Разве он не продвигается?

— Нет.

— Почему нет?

— Из-за меня, если хотите знать! У меня, так сказать, заклинило. Я не могу уже контактировать на расстоянии, даже когда я себя заставляю.

— О, как жаль! Вы имеете в виду, что уже не можете читать чужие мысли?

— Верно.

— Печально. Но давайте поговорим о другом. Я когда-нибудь рассказывала вам о том времени, когда я была самая высокооплачиваемая куртизанка на Сордидо-5?

Он медленно повернул голову в ее сторону.

— Не-ет, — сказал он. Вы имеете в виду тот самый Сордидо?

— Да, там меня некогда называли чертовка Барби. Они все еще рассказывают легенды обо мне.

— Да, я слышал их. Много легенд.

— Выпейте еще. Однажды мое изображение было на монете. Теперь это нумизматическая редкость. Изображение было во весь рост и в натуральных красках. Вот оно, я ношу такую монету на цепочке. Наклонитесь поближе, цепочка очень короткая.

— Как интересно! А как это произошло?

— Это все началось со старого Пруриа Вах Тесте, банкира, занимающегося экспортно-импортными операциями. Дело в том, что он посвятил этому много лет и вдруг почувствовал, что ему чего-то не хватает в жизни. И так, однажды, он прислал мне десять дюжин орхидей и бриллиантовую подвеску с приглашением пообедать с ним.

— И вы, конечно, приняли это приглашение?

— Конечно нет. Во всяком случае, не в первый раз. Я видела, что ему очень хотелось.

— Ну и что же случилось дальше?

— Подождите, я наведу себе еще редоланда.

Позже, глубоко погруженный в свои мысли, Линкс вышел на веранду. Он увидел Мисс Барбару и Бенедика, сидящего подле нее и плачущего.

— Тебя что-то беспокоит, брат? — спросил он.

— Нет, нет. Все в порядке! Все прекрасно и удивительно! Ко мне вернулись мои способности, я это чувствую!

Он вытер глаза рукавом.

— Да будьте благословенны, леди! — сказал Линкс, хватая Мисс Барбару за руку.

— Эта простая собеседница сделала гораздо больше, чем все высокооплачиваемые доктора- специалисты, привезенные сюда, несмотря на огромные расходы. В твоих спокойных словах сила добродетели и твое искусство благословенно для Пламени!

— Спасибо. Я уверена, что ты прав, — ответила Барбара.

— Пойдем, брат, давай займемся делом.

— Да, давай. Спасибо тебе, Барби.

— Не стоит благодарности.

Глаза Бенедика мгновенно затуманились, как только он дотронулся до изношенного кровонасоса. Он отпрянул сначала, затем погладил его. Два влажных пятна образовались с обеих сторон его носа, увеличиваясь, как две жирные амебы. Бенедик облизал губы.

Затем он глубоко вздохнул.

— Да, я уже там… Ночь. Поздно. Передо мной очень примитивное жилье. Глиняная штукатурка вперемежку с соломой. Света нет. Свет исходит только от луча орудия.

— Орудие? — спросил Линкс.

— Какое? — поинтересовался Сандор.

— …Огнемет. На стене есть изображение… Мир — большой во весь экран. Очаги огня на нем. Ближе к Северу. Три очага.

— Бхейв-7, — сказал Сандор.

— Счастлив и в то же время несчастлив. Тяжело отделить одно от другого. Все-таки чувствует за собой вину, но в то же время и торжествует. Мщение… Ненависть к людям, к человекоразумным…» Мы поправляем огнемет, регулируем яркость. Ярко! Очень хорошо! Это послужит им хорошим уроком. Покажем им, как отнимать то, что принадлежит другим… Уничтожить расу! Жужжание. Пахнет отвратительно. Собака лежит у наших ног. Она спит. Мы не хотим беспокоить ее, потому что Мала ее очень любит. Собака ее игрушка, товарищ, живая кукла, четвероногая… Она чешет ее за ухом своими передними конечностями. И собака любит ее.» Свет на них падает. Они видны отчетливо. Ветер слабый. Мы без рубашек. Слабо покачивается занавес с кистями. Вокруг огнемета вьются насекомые. Силуэты птеродактилей в горящем мире.

— А насекомые какие? — спросил Линкс.

— Вы можете видеть, что за окном? — перебил Сандор. — Снаружи деревья, невысокие. Различимы только их очертания. Не могу понять, где начинается ствол. Листва густая, очень. Слишком темно на улице. На небольшом расстоянии видна луна. Или что-то похожее на холме. Его руки обрисовывают нечто вроде шара, установленного на обелиске. Не уверен, как далеко, насколько большой, какого цвета, из чего сделан…

— А в уме Карго нет ли, случайно, названия того места, где он находится? — спросил Линкс.

— Если б мне дотронуться до него рукой, я бы узнал, узнал бы все. А таким способом… Сейчас он не думает, где он находится… «Собака, то ложится на спину, то на живот. Мала чешет ей брюшко, моя милая, черненькая. Она брыкает задней ногой, как будто отбивается от блох, виляет хвостом. Щенка зовут Дилк. Это она назвала его так. Щенок напоминает ей своих. Тех, что были истреблены. Ненавидит людей. Она тоже человек. Даже лучше… Она не превращает в мясорубку тех, кто живет с единственной эгоистической мыслью — Межзвездная галактика. Лучше людей, мой бедный друг

— гораздо лучше…» Какое-то насекомое село Дилку на нос. Она прогнала его. Членистое, две пары крыльев, миллиметров пять длиной, розовое пятнышко спереди, луковицеобразное, жужжит, пока летит. Это о насекомом, о котором вы спрашивали…

— Сколько там дверей? — спросил Линкс.

— Две, по одной с каждой стороны.

— Сколько окон?

— Два. По окну на сторонах, противоположных дверям. Я ничего не вижу сквозь другое окно. Слишком темно снаружи.

— Что-нибудь еще?

— На стене меч с длинной рукояткой, очень длинной. Две рукоятки, три? четыре? — и короткие лезвия. Их два. Каждое лезвие прямое, отточенное с двух сторон, длиной с руку. Рядом с ним маска из цветов. Темно, трудно сказать точно. Лезвия блестят, маска неинтересная. Да, похоже, цветы. Много маленьких цветочков. Четырехсторонняя маска, напоминающая формой бумажного змея, с большим свисающим концом. Не могу различить черт. «Мала ведет себя беспокойно. Возможно, ей не нравится изображение на стене. Может, не видит его и скучает. Взгляд изменился. Она гладит нас по плечу. Мы наливаем ей пить в кружку. Другую берем сами. Она не пьет. Мы пристально смотрим на нее. Она опускает голову и пьет. Под нашими ногами грязный утоптанный пол. На нем множество маленьких камушков. Как порошок. Стол