Спустя несколько дней 61-й полк остановился в хуторах у Сиваша близ села Ново-Михайловского. В этот день в эскадронах в первый раз после Каховки расседлали всех лошадей. Только что окончился полковой митинг. Тихо переговариваясь, бойцы вспоминали начдива и Бахтурова. Смеркалось. За Перекопом, отражаясь в клубящихся тучах, трепетало багряное зарево. Дул легкий южный ветер. Вместе с ним доносился далекий гул канонады. Со стороны юшуньских позиций в темном небе шарили белесые стрелы прожекторов.

Вихров сидел подле Ильвачева на завалинке хаты. Тут же находились Харламов, Кузьмич и Назаров.

— Да, — говорил Харламов. — Положили свои головы дорогие товарищи, начальники наши, за народное дело. Не увидели новую жизнь!..

— Эх, жаль, и мне не дожить, — проговорил Назаров, покачав головой.

— Почему? — спросил Ильвачев.

— Старый я. Петьдесят шесть минуло.

— Ну? А, смотри, какой еще молодец! До ста лет проживешь.

— Все может быть. Моему отцу сто пятый пошел. И ничего себе, живет. Мы крепкого роду, — сказал Назаров с такими уверенными нотками в голосе, что, казалось, сразу уверился дожить до ста лет.

Они помолчали.

— Что, Саша пишет тебе? — нагибаясь к Вихрову, тихо спросил Ильвачев.

— Пишет… Пишет, что получила школу под Бородином.

— Землячки, нет ли у вас закурить? — спросил из темноты чей-то голос.

— Какого полка?

— Пятнадцатой Инзенской.

— Пехота?

— Так точно. Мы из конной разведки.

— Присаживайтесь, товарищ. Закурить найдется, — сказал Ильвачев.

Всадник слез, звякнув шашкой о стремя. Теперь оказалось, что был он невелик ростом, кряжист и имел большой чуб.

— Казак? — спросил Харламов, заглядывая глазом знатока в бледное под неярким светом месяца, немолодое лицо.

— Так точно. Хоперцы. Верхне-Курмоярской станицы.

— Садитесь, — подвигаясь, сказал Ильвачев. — Рассказывайте, как у вас там дела.

— Ох, братцы мои, — заговорил казак, принимая от Ильвачева кисет, — такого страха натерпелся — вес перед глазами мерещится! Пошла наша пехота по дну морскому, а тут ветер как подует! Как погонит воду обратно! Сначала под копыта, потом под коленки, потом под самые груди. Как ступишь в сторону от брода, так сразу с головкой. То один кричит «тону», то другой. Кто лежит в Сиваше, кто у Карповой балки.

— А говорили, я слышал, будто пехота по сухому месту прошла, — сказал Вихров, недоверчиво косясь на рассказчика.

— Так это первые полки по сухому, а как мы двинулись — ветер на берег подул, — пояснил казак.

— Ну, ну, рассказывай, — поторопил Кузьмич.

— Да… Только начали к Крыму подходить, а он нас прожекторами осветил и пошел крошить с артиллерии. У меня там товарища убили. Иванов фамилия. Такой был малый хороший. Вот мы на берег кинулись, а там проволока, заграждения. Так мы шинели поскидали, побросали на проволоку, да и по ним, значит, и перебрались. Сколько народу там положили!..

Казак застучал кремнем об огниво, высекая огонь. Искры осветили на миг его рябоватое с белым шрамом лицо.

— Ты там махновцев, часом, не видел? — поинтересовался Харламов.

— Как не видел? Я ж при штабе дивизии состою. Видел. Все время за карманы держался… Начальник штаба, товарищ Ярчевский Яков Григорьевич, часа три их уговаривал.

— Чего?

— Никак не хотели в море лезть… Да, братцы, всяких страхов нагляделся. Да и все бы ничего, а вот без воды было никак невозможно.

— Как без воды? — спросил Ильвачев.

— Да там, на берегу, нет пресной воды. Какая была в колодцах, всю сразу выпили. Войск — многие тысячи. Товарищ Фрунзе все бочки мобилизовал, воду нам посылал. Выходило в день по кружке на брата. Тяжелое положение!

— Факт, — согласился Кузьмич. — Без воды — гиблое дело.

— А вы, товарищ, Фрунзе видели? — спросил Вихров.

— Как же! Перед наступлением он к нам в дивизию приезжал. И до чего простой человек!.. К нам, к разведчикам, заходил. Поговорил. Табачку дал… Он, говорят, в Строгановке у самого моря сидит. Третьи сутки не спит… Ну, братцы, мне пора! — сказал казак, поднимаясь. — Благодарим за угощение.

Он ловко вскочил в седло и, играя надетой на руку плетью, погнал лошадь рысью.

— Хороший человек, — заметил Харламов, посмотрев ему вслед.

— Душевный, — подтвердил Назаров. — Такого человека сразу видно.

Бойцы замолчали. Полный месяц вышел над тучей, отражаясь в спокойной глади далекого отсюда залива. Вокруг было тихо. Широкое зарево разгоралось все больше, колыхаясь и охватывая весь горизонт. — Вблизи послышались шаги.

— Командир эскадрона, — сказал Харламов, приглядываясь.

Иван- Ильич подошел, оглядел сидевших и сказал:

— Друзья, поздравляю вас с победой! Наша пехота преодолела последнюю линию укреплений и ворвалась в Крым. Противник бежит. Завтра выступаем на Севастополь… Ну, кто хочет послушать приказ? — спросил он, помолчав.

— Все послушаем, командир, — сказал Ильвачев. — Добре. Пошли в хату.

Зайдя в горницу, Иван Ильич зажег свечу и, вынув из полевой сумки приказ, прочел его вслух: