Морозов веселыми глазами посмотрел на него.

— Ишь ты, какой боевой!.. Комбриг где, не видел?

Ли Сян показал в сторону опушки.

Там на широком пне сидел Колпаков и грыз сухарь. Морозов окликнул его. Колпаков поспешно сунул в карман сухарь и, придерживая шашку, подбежал к начдиву.

— Почему без охранения? — спросил Морозов сурово. Колпаков виновато потупился.

— Сам знаешь, Федор Максимыч, как на заре спится, — сказал он, не глядя на начдива. — Я и решил, пусть ребята поспят. Шутка сказать, подряд двое суток не спавши. Да ведь я только четверть часа…

— То, что дал отдохнуть, это ты правильно сделал, — сказал Морозов, слезая с лошади и подавая поводья Абраму. — Но то, что без охранения, — это недопустимая халатность, товарищ комбриг. И чтоб впредь этого не было.

Он расстегнул полевую сумку, вынул карту и, водя по ней пальцем, сказал:

— Значит, так: бригаде наступать вдоль шоссе и захватить Вильку-Шляхетскую. Левее тебя, в районе Зубржица, третья бригада. Она наступает на Мыклашов. Правее Особая бригада наступает на фольварк Пруссы… Понятна задача?

— Понятна! — смахивая крошки с усов, ответил комбриг. — Можно ехать?

— Постой, — сказал Морозов. — Как настроение? Колпаков, пожав плечами, поднял на начдива красные от бессонницы глаза.

— Бойцы который день не евши, Федор Максимыч. Неделю хлеба не видели… А настроение?.. Что ж, настроение, как всегда, боевое. На это не жалуемся. Только вот животы подвело… Да и отдохнуть бы надо.

Морозов пристально посмотрел на него и, показывая плетью в сторону Львова, сказал:

— Вот там будет отдых… Давай выступление!

— По ко-ням! — нараспев крикнул комбриг.

Бойцы зашевелились. Ординарец подвел лошадь комбригу. Колпаков потрогал подпругу — хорошо ли затянута — и привычным движением сел в седло. Солнечный луч блеснул на золотом галуне его ярко- красных штанов. Он обернулся к рядам и подал команду.

Дорога шла лесом. Растянувшись колонной, бригада на рысях подходила к опушке. Впереди показались холмы. Узкие петли дороги, огибая лощины и вымоины, уходили к вершине большой лысой горы. Вправо желтело большое поле пшеницы. За ним в голубеющей мгле темнела неровная полоска далекого леса. Влево, где горизонт ограничивался поросшей лесом высокой горой, слышались частые ружейные выстрелы. Стрельба то затихала то вновь разгоралась, словно в пылавший костер кто-то подбрасывал охапки зеленого вереска.

Навстречу колонне показалась санитарная линейка. Ее сопровождало несколько всадников на разномастных лошадях. В линейке лежал человек, накрытый с головой красным знаменем. По тому, как неестественно тряслась его голова, постукивая о заднюю стенку линейки, было видно, что он мертв.

— Кого везете, товарищи? — спросил Морозов.

— Начдива, — хмуро сказал один из конвойных.

— Начдива?! Какого начдива?

— Литунова…

Весть мгновенно облетела полки. Стихли разговоры. Бойцы, обнажив головы, в строгом молчании проезжали мимо линейки…

Колонна теперь уже шагом выходила к гребню вершины. Краешек багряного солнца вышел над лесом. Буйным пожаром заполыхал горизонт, и небо стало вдруг голубым и бездонным.

Внезапно за поворотом дороги взглядам открылась долина.

— Львов! — пронеслось над рядами.

Вдали, в широкой низине, лежал древний город. Пунцовые лучи зари красными факелами горели на крестах церквей и костелов. Алые пятна дрожали на куполах колоколен. Над городом поднималось туманное марево…

То ли Колпаков подал команду, то ли бригада остановилась сама по себе, но ряды застыли в глубоком безмолвии. Задние молча выезжали вперед, и вскоре весь гребень горы покрылся сплошной стеной всадников. Вокруг было тихо. Лишь под порывами налетавшего ветра трепетали на пиках эскадронные и полковые значки. Сотни глаз устремились туда, где, утопая еще в полумгле, темйели очертания города.

Неожиданно, разорвав тишину, вдали раздался пушечный выстрел. Бойцы зашевелились и, вытягиваясь колонии стали быстро спускаться по пологому склону горы.

Начиная сражение на львовском плацдарме, командование 2-й и 6-й армий Пилсудского имело приказ главнокомандующего уничтожить Конную армию на подступах к Львову. Неприятель обладал значительным превосходством в живой силе и технике. Казалось, что успех поставленной Пилсудским задачи был обеспечен. В действительности же дело приняло совсем иной оборот. Противник хотел сковать и расстроить Конную армию жестоким огнем, а сокрушительным ударами по правому и левому флангам уничтожить ее и выиграть сражение. С этой целью, противопоставив Конной армии четыре полностью укомплектованные пехотные дивизии [35], командующий фронтом двинул ударные группы в обход флангов Конной армии. На рассвете 19 августа, то есть того дня, когда развертывались все эти события, ударная группа противника вошла в Могиляны. В десять часов утра генерал, командующий группой, получил сообщение, что со стороны Каменки быстро движется какая-то кавалерия. Это был обитый Пархоменко заслон белополяков. Генерал приказал трубить тревогу, а сам со штабом поднялся на возвышенность, откуда была хорошо видна вся долина.

Впереди, верстах в трех от того места, где остановился командующий, блестела узкая полоска реки. За ней виднелись поросшие лесом холмы. Покрывая сплошь все пространство от холмов до реки, беспорядочными группами скакали уланы. Над ними белыми клубочками в ярко-голубом небе с треском рвалась шрапнель. Передние всадники достигли реки и, не задерживаясь, кинулись вплавь. Блестящая под солнцем гладкая поверхность воды покрылась черными точками людских и конских голов. Следом за уланами вскачь неслась батарея. Ездовые, взмахивая руками, нещадно секли плетьми лошадей. У самого берега орудия сбились в кучу, смяли скакавших впереди уланов и, цепляясь осями, с полного маху влетели в реку.

Высоко взметнулись каскады ослепительных брызг. Послышались крики и вопли тонущих.

Могучий вороной конь коренного выноса упрямо боролся с тяжелым орудием, увлекавшим его на дно быстрой реки. Раздувая широкие ноздри, сверкая вылезавшими из орбит глазами, высоко вскидывая мощные ноги, он бил по головам и спинам людей, тщетно пытаясь найти точку опоры. Но силы уже изменяли ему; словно прощаясь с солнцем, он заржал тихо жалобно. Еще миг — и вода беспощадно сомкнулась над его головой.

Над долиной неслись громкие крики. Едва последние всадники бросились в воду, давя и сшибая друг друга, как вдали показалась колонна. Над передними рядами трепетало Красное знамя. Почти одновременно слева, у перелеска, показалась другая колонна. Обе колонны широкой рысью подходили к реке.

Увидев их, генерал, командующий группой, подозвал стоявшего неподалеку командира -2-й кавалерийской дивизии и приказал контратаковать неприятеля и уничтожить его.

Кавалерийский бой разыгрался близ опушки старого соснового леса.

Бригада буденновцев развернулась у перелеска и двинулась навстречу уланам, все ускоряя аллюр. В нескольких шагах впереди строя уланов скакал на караковом гунтере сухощавый полковник. Вот он повернулся к рядам и крикнул что-то, сверкнув прямым, как свеча, палашом. Из дубовой рощи вынеслась галопом масса всадников на серых лошадях. Это был стоявший в резерве 2-й уланский полк. Уланы опустили сверкнувшие пики и с криком ринулись во фланг атаковавшей бригаде. Среди атакующих произошло замешательство. Крайние бойцы повертывали лошадей.

— Начдив! Начдив! — пронесся над рядами многоголосый восторженный крик.

Бойцы увидели, как Пархоменко, до этого наблюдавший за боем, с пригорка, быстрым движением поправил заломленную на затылок папаху, рванул из ножен кривой кавказский клинок и помчался навстречу полковнику. Рослый конь, управляемый твердой рукой, крутя куцым хвостом и не сбиваясь с ноги, легким скоком шел на начдива. Пархоменко привстал на стременах, готовясь к удару. На одно лишь мгновенье перед ним мелькнуло побледневшее, с холодными глазами, длинное лицо офицера. Потом под его рукой