Глава 21
Ребекка повернулась так быстро, что лампа в ее руке наклонилась, грозя упасть. Она поспешно подняла другую руку, чтобы стеклянная колба не вывалилась из держателя. В этот момент она была слишком взволнованна, чтобы думать об опасности обжечься. Но все обошлось, и она поспешно поставила лампу на столик рядом с дверью.
Руперт направился к ней, и вид его не предвещал ничего хорошего.
— Я все объясню, — поспешно сказала Ребекка, не подозревая, как обольстительно звучит ее голос, все еще хрипловатый после долгого импровизированного концерта.
— Зачем? Разве объяснения так уж необходимы? — усмехнулся Руперт. — Вы, очевидно, вспомнили мои слова о том, что случится, если я найду вас в месте, где вам не следует находиться. Не сомневаюсь, именно на это вы и рассчитывали. Так что позвольте заверить, моя дорогая девочка, что никаких слов больше не требуется.
Она ничего не понимала. Кажется, тогда он говорил о каких-то выводах, которые сделает, если она окажется там, где ей не следует быть.
Ребекка едва не задохнулась. Узнав его ближе, она теперь догадалась, что речь шла о чем-то неприличном. Неужели он не шутит? Неужели действительно вообразил, что она собиралась поощрить его, придя сюда сегодня?
— Вы будете смеяться, поняв, насколько далеки от… — попыталась она объясниться, но договорить не успела. Он взял ее лицо в ладони и припал губами к губам. И тут это случилось снова, эти поразительные новые ощущения нахлынули на нее при первом же его прикосновении. О Господи, ничто не сравнится с ее ощущениями, когда он слегка отклонил ее голову, чтобы усилить натиск. Поцелуй становился все более страстным. На этот раз речь не шла об уроках. Руперт даже не пытался уговаривать ее. Его раскованность была тем факелом, который воспламенил обоих. Первые несколько минут Ребекка была ошеломлена и счастлива просто находиться в его объятиях.
— Я никогда не смеюсь, соблазняя женщину, — сообщил он, прижимая ее к себе. — Потом я посмеюсь с тобой сколько угодно, любовь моя. Но сейчас я все воспринимаю очень серьезно.
Что он говорит? И разве можно услышать и понять смысл его слов, когда сердце так бешено бьется? Он воспринимает это серьезно? Какой абсурд! Ничего подобного быть не может! Он слишком занят погоней за юбками, чтобы серьезно относиться к очередной победе.
Не прерывая поцелуя, он медленно отступил с ней в темную спальню.
Ребекка, в полном отчаянии, опасаясь потерять остатки воли, оторвала губы от жадного рта и выпрямилась.
— Вы не так меня поняли! — выпалила она.
— О, никакой ошибки быть не может, — усмехнулся он. — Все абсолютно закономерно. Кроме того, не помогут никакие протесты, высказанные столь чувственным голосом. Рассказать тебе, как он невероятно возбуждает? Но ты и сама это знаешь.
Предполагалось, что тон ее будет настойчивым. Не зазывным. Проклятый концерт! Кто бы мог подумать, что он станет причиной ее падения!
Руперт прижал ее… к стене? Нет, к кровати! Она хотела оттолкнуть его, но ее ладони нечаянно легли на его плечи.
— Подождите! — вскрикнула она, прежде чем он вновь завладел ее губами.
Вряд ли она думала, что удастся сказать что-то еще.
Вряд ли она думала, что хочет сказать что-то еще.
Вряд ли она вообще думала…
Поразительные ощущения, вызванные пылкими мужскими объятиями, сами по себе дарили ей невероятное наслаждение. Но дело было не только в этом. Возможно, она так головокружительно счастлива, потому что это он, его тело, его тяжесть, его губы предъявляют на нее права… И может, именно это заставило ее забыть о сопротивлении и отдаться экстазу.
Она вдруг словно очнулась. Или ее вело собственное желание?
Невинная Ребекка не совсем понимала, что происходит с ее телом. Одно знала точно: все, что он делает с ней, — воистину восхитительно.
— Я знал, насколько ты опасна, только не представлял, до какой степени, — пробормотал Руперт, поворачивая ее спиной к себе, чтобы расстегнуть платье. — Но никогда еще не был так готов капитулировать.
Он капитулирует? Что это означает? Возможно, он не сознает, что говорит. Ему лучше придержать язык, она так и сказала.
— Почему бы вам не помолчать немного?
Противореча собственному замечанию насчет смеха, он расхохотался.
— Да, почему бы мне не помолчать?
Ее желтое платье с большим, открывающим плечи декольте внезапно стало свободным. Оно еще держалось на руках, но тут же сползло вниз. Еще один яростный поцелуй, и ее смущение вмиг растаяло. Она сама не заметила, как он опрокинул ее на кровать.
Ее охватил озноб. В комнате было не настолько холодно, чтобы разжигать огонь, но и недостаточно тепло, чтобы лежать в одном белье. Она не успела опомниться, как его рука легла ей на грудь. Он расшнуровывал ее сорочку, но медленно, так медленно… Прикосновение, скольжение пальцев по краю выреза тонкой сорочки, поцелуй в плечо — и бретелька ползет вниз, нежное поглаживание талии — и завязки нижней юбки распущены. И при этом он то и дело приникал губами к ее губам, и если она даже и хотела запротестовать, мысли были слишком мимолетными.
Но ей захотелось, в свою очередь, ощутить прикосновение к его обнаженной коже. Все по справедливости.
Сквозь открытую дверь проникало достаточно света, чтобы ясно увидеть его, тем более что глаза привыкли к полумраку. Но она не могла сказать об этом вслух и только дергала его рукав, пока он не заметил и не сбросил сюртук. Потом она принялась за рубашку. Он сразу все понял. Уже лучше, куда лучше…
Но Руперт на этом не остановился, а она не была готова увидеть все.
Ей вдруг стало не хватать воздуха. И если теперь она не могла думать о нем как об ангеле, как соблазнитель он был великолепен! Неудивительно, что имя его завоеваниям легион. Прекрасные лицо и тело, черные, ниспадающие до плеч волосы… сама его внешность уже была соблазном, еще до его чувственных и нежных прикосновений. Поразительно, но стоит ему взглянуть на нее, как она тает. Неужели найдется женщина, способная устоять против этого мужчины?
Он снова наклонился над ней, и Ребекка, по-прежнему прерывисто дыша, старалась коснуться каждого дюйма его тела. Шелковистая сталь его длинных рук, сильной шеи, мощных, твердых мышц спины, перекатывавшихся на груди мускулов.
Она не сознавала, что он пораженно уставился на нее, не в силах скрыть восторг.
Она не могла представить, какие чувства отражаются на ее лице. Как возбуждают ее прикосновения.
Руперт со стоном наклонил голову и снова нашел ее губы, проникая языком в пещерку рта, прежде чем исступленно припасть к ее груди. На этот раз язык лизал, обводил, ласкал сосок, и Ребекка, в свою очередь, застонала. Он был горяч, как печка. Его жар окутывал ее.
Нижняя юбка поползла вверх, панталоны упали на пол, и жар внезапно стал нестерпимым, когда он накрыл ее своим телом, вошел в тугое лоно и поймал ртом пронзительный крик. Она знала, что так будет, просто забыла, чего следует ожидать. Возможно, это было к лучшему. Поскольку все случилось внезапно, Ребекка не ждала боли, и она оказалась не слишком сильной, короткой и не смогла помешать другим ощущениям, требующим более пристального внимания. Должно быть, Руперт, в этот момент понявший, что взял ее невинность, застыл, но по-прежнему оставался глубоко в ней и ласкал самое чувствительное местечко, которое только смог найти.
Ему даже не пришлось двигаться, когда она забилась в сладостных конвульсиях и с ее губ сорвался еще один тихий крик невыразимого наслаждения, который и послал его вниз с обрыва.
Незабываемое мгновение. О, как бы она хотела, чтобы это продолжалось бесконечно!
Глава 22
— Ты спас меня от позора в первый же день моего пребывания здесь, — застенчиво призналась Ребекка, — когда сказал, что вечером нет никакого костюмированного бала, хотя Элизабет утверждала обратное. Я не поблагодарила тебя за предупреждение.
Она лежала в объятиях Руперта под тонкой простыней, накинутой на их переплетенные ноги. Он крепко прижимал ее к себе и нежно ласкал. Ей так не хотелось высвобождаться, хотя она знала, что скоро придется возвращаться к себе.
— Так это была ты? — удивился Руперт. — Ну конечно! Я должен был запомнить шляпу.
Его нежность мгновенно улетучилась. Все дело в треуголке! Должно быть, она напомнила ему ту сцену в комнате Найджела. Ребекка думала, что они давно оставили позади все недоразумения. Но очевидно, это не так.
Руперт больше не ласкал ее. Правда, не оттолкнул, но ей казалось, что ему очень хотелось бы это сделать.
Ребекка вздохнула. Она вела себя возмутительно. Позволила себе полностью забыться. Отдаться ласкам распутника. Неужели не хватило ума понять, какому риску она себя подвергает?
Но, честно говоря, она ни о чем не жалеет. Просто уйдет немедленно, прежде чем он испортит лучшие мгновения в ее жизни.
Она села, попыталась спустить ноги с кровати, но не смогла — кровать стояла как-то странно, в углу комнаты. Раньше Ребекка ничего не замечала, потому что смотрела только на Руперта. Но сейчас натолкнулась на стену, помешавшую ей встать. Оставалось только переместиться к изножью кровати или перелезть через Руперта. Может, он намеренно поставил кровать таким образом, чтобы затруднить все попытки завоеванных женщин оставить его, пока сам не захочет их отпустить?
Но это, конечно, вздор! Глупости! Кровать, вне всякого сомнения, уже стояла в углу, когда он перебрался сюда. Просто Руперт поленился передвинуть ее на середину комнаты.
Теперь, лишенная тепла его тела, она дрожала от холода. И только сейчас вспомнила о своей наготе. Оказалось, сорочка сбилась на талии. Как и нижние юбки.
Краснея от запоздалого стыда, Ребекка натянула сорочку и поняла, что юбки соскользнут с бедер, как только она попытается встать. Поэтому она поспешно завязала тесемки, прежде чем попыталась скользнуть к изножью кровати. По крайней мере волосы не слишком растрепались благодаря искусству Флоры. Нужно только воткнуть на место несколько шпилек, чтобы все выглядело как прежде.
— Как? Не воспользоваться столь очевидным преимуществом? — насмешливо бросил он. — Я разочарован. Крайне разочарован.
Но он вовсе не был разочарован. Скорее саркастичен. Почему он так ведет себя, после того, что между ними произошло? Это ей следовало возмущаться, потому что он соблазнил ее, не потрудившись сначала выслушать. Правда, она не могла сердиться: слишком прекрасно то, что ей довелось испытать. Настолько, что внутри до сих пор бурлит радость.
Она ничего не ответила, пока не встала с постели. Нашла на полу платье и стала его натягивать.
— Не знаю, что вы хотите этим сказать. Впрочем, вы уже наговорили кучу всякой бессмыслицы.