Ему было хуже всех, потому что он был одинок в этом густонаселенном каменном муравейнике.
Хотя… у него была Крошка.
И еще все чаще задерживалась в покоях островного урода тихая девушка, принося еду и безотказно выполняя любые поручения мудреца.
Они сидели и разговаривали.
Долго, иногда заполночь.
Просто говорили.
И оба постепенно забывали, какая пропасть разделяет их: сына Спасителя и царицы, брахмана, изучившего Веды еще во чреве матери – и скромную служанку, рабыню-шудру.
Или наоборот: допущенную во дворец прислужницу – и черномазого урода без роду-племени, выросшего неведомо как и неведомо где.
Незримый мост налаживался меж этими двумя; но был он еще настолько хрупок и воздушен, что урод и рабыня боялись поверить в чудо, боялись даже думать на эту тему – чтобы ненароком не порвать тайные нити, исподволь опутывавшие обоих…
На седьмой день пребывания Вьясы в Хастинапуре к нему заявилась целая делегация дворцовых и храмовых брахманов – почтить великого мудреца, а также обсудить с ним кое-какие не вполне ясные места из священных Вед. Уж кто-кто, а Вьяса, Расчленитель Святого Писания, должен был знать ответы на все вопросы!
Однако ни почитания, ни обсуждения не получилось: когда достойные брахманы-советники пересекли парк и уже почти добрались до летней виллы, где обитал мудрец – им показалось, что вход в виллу взорвался, словно по нему шарахнули небесным оружием. Прямо на глазах у оторопевших жрецов дверь покоев Черного Островитянина распахнулась, и из нее кубарем вылетел насмерть перепуганный слуга. В спину слуге ударился некий предмет и со звоном покатился по плитам.
Сперва дваждырожденным почудилось, что это метательный диск Опекуна Мира, но разгадка оказалась проще: серебряная миска с остатками еды, только и всего!
– И если сюда еще раз сунется какая-нибудь зараза, кроме Гопали, – долетел из недр здания вопль Вьясы, сопровождаемый злобным шипением Крошки, – прокляну! Как сур свят! – прокляну! Будете потом у меня триста лет в семьях прокаженных псоядцев рождаться! Я вам покажу, как… я вам…
Брахманы почли за благо не искушать судьбу и поспешно ретировались.
И царедворцы, и гость не выдержали одновременно. Только Вьяса отправился к матери, а сановники – к регенту. Грозный внимательно выслушал сбивчивые жалобы, задумался – а чтоб не мешали думать, для начала тоже послал жалобщиков к матери!
Есть одна такая мать в Трехмирье, которая, небось, замучилась разбираться с посланными к ней…
Однако, проблемы это не решало, и регент с тяжелым сердцем двинулся к покоям царицы. Где и застал чернеца – тот беседовал с откинувшейся на подушках Сатьявати.
– А вот и мой самый сводный братушка пожаловал! – хмыкнул Вьяса, обернувшись на звук шагов.
Не услышать тяжелую поступь Грозного мог только глухой, и то вряд ли!
– На тебя мои придворные жалуются, – хмуро сообщил Гангея, присаживаясь рядом.
– Да? – живо заинтересовался рыжебородый. – И чем же им не угодил бедный отшельник?
– Не кривляйся. Сам знаешь, чем: кобра твоя уже полдворца до смерти запугала, люди от тебя шарахаются… Говорят, ты обещал проклясть каждого, кто сунется в твои покои?
– Обещал. И прокляну! – с вызовом оскалился Вьяса. – Сами виноваты! Думаешь, я не слышу, что они мне в спину бормочут? Так-то у вас в Хастинапуре гостей принимают!
Гангея отвернулся, не найдя, что возразить. И тут заговорила Сатьявати. Скрип ее старческого голоса отчетливо прорезал сгустившуюся было в комнате тишину:
– Ты хотел знать, зачем мы пригласили тебя сюда?
Чернец невольно вздрогнул.
– Да, мама, – тихо произнес он совсем другим тоном. – Мне плохо здесь. Я бы хотел поскорее вернуться на свой остров и забыть ваш Хастинапур, как дурной сон… Скажи, зачем я вам понадобился? Я мог бы узнать это сам – но хочу услышать ответ от тебя. Или от тебя, – он обернулся к Гангее, и тот не выдержал взгляда двух янтарных углей, пылавших в полумраке комнаты.
Отвел глаза.
– Лунная династия угасает, – голос старухи был ровным и все таким же скрипучим. – Ты знаешь, что у Гангеи больше не будет детей. На днях умер мой последний сын от раджи Шантану. Умер бездетным. Царский род вот-вот может прерваться, а ты сам понимаешь, что это означает. Не только адские муки для душ предков, но и развал государства, междоусобицы, кровь…
Старуха закашлялась и надолго умолкла, переводя дыхание и собираясь с силами. Вьяса терпеливо ждал, что было на него совсем не похоже. Даже если он уже и понял, к чему клонит его мать, то не подал виду.
Только сейчас Гангея заметил в углу свернувшуюся кольцом кобру, которая слегка приподняла голову. Казалось, Крошка внимательно прислушивается к разговору.
– Но у моего умершего сына остались две жены, Амбика и Амбалика. Они еще достаточно молоды, чтобы родить здоровых сыновей. Помнишь старый обычай? – в случае смерти бездетного главы государства брат покойного приходит к его жене, и их дети наследуют престол! Если же брата не найдется, для этой цели может быть приглашен любой благородный брахман. Ты, Вьяса, подходишь и так, и так, – сухой смешок царицы разлетелся вдребезги, не успев начаться. – И еше эдак. Думаю, мой муж был бы доволен, знай он правду… впрочем, сейчас он знает все. И мы не будем больше тянуть с этим делом. Завтра ты возляжешь на
