– Тебе недолго осталось быть рабыней… – благодарно прошептал Вьяса на ухо Гопали, засыпая.
Или это ему приснилось?
В любом случае, слова отшельника оказались пророческими.
Наутро Вьяса исчез из дворца. Никто не видел, когда и куда он ушел.
– Святые отшельники – они такие… – шептались люди.
– Ну да! – поддакивали другие. – Сделал дело – и ноги в руки, ищи-свищи! Это правильно, это по- нашему, по-мужски!
Поиски не дали никаких результатов, а через четыре месяца до Хастинапура докатился слух, что Вьяса вернулся в свою островную обитель.
Сатьявати с пристрастием допросила евнухов, дежуривших в ту ночь у покоев царевен. Евнухи в один голос показывали одно и то же: да, зашел; да, визгу было – хоть уши затыкай! Но мы не затыкали, как можно, ведь нам же было велено! Мы честно… Да, потом кричали – как будто, ну… как будто великий аскет этих двух… прости, госпожа, уж не знаем, что он там с ними делал – не видно было, жаль! – но царевны явно сопротивлялись! Только без толку. И двух часов не прошло – слышим, кричать перестали, только вроде бы всхлипывают, жалостно так, аж слеза прошибает… Тут дверь открывается – и он выходит! Ну да, Вьяса! В чем мать… в чем его достойная и милостивая царица родила! Взор пламенный, в бородище Всенародный Агни бушует – на нас даже не взглянул и к себе пошел.
Ну да, нагишом.
А когда поутру вошли к царевнам – те все еще пребывали, мягко выражаясь, в смятении чувств! Это если очень мягко, и почти не выражаясь… Плачут хором, все в синяках, исцарапанные, глаза безумные, волосы дыбом – словно их не человек, а дикий зверь пользовал! Да не один раз! Ну и поделом: довели юного царевича до погребального костра – вот теперь и сами узнали, как оно…
Сами царевны – действительно растрепанные и покрытые синяками-ссадинами – при расспросах только бились в истерике, и единственное, что удалось из них выудить свекрови:
– Да, было!
Ну и то хорошо! Небось, добром давать не захотели, паскуды, так Вьяса их… Молодец, сынуля! Чтоб знали в другой раз свое место, шлюхи подзаборные! Что лекаря говорят? Беременны? Обе? Вот и отлично!
Все складывалось именно так, как задумывала царица. Хоть раз в этой паскудной жизни ей немного повезло!
Во дворце о Черном Островитянине старались не вспоминать – но получалось не очень. Отшельник-то уехал, а кобра осталась!
Змею неоднократно видели то там, то тут – в коридорах дворца, где Крошка ползла по каким-то своим делам, наплевательски относясь к людям, жмущимся по углам; на кухне, где змея нагло пила молоко с таким видом, будто оно принадлежало кобре по праву, а все остальные здесь были дармоеды, которым не то что молока, а и дохлой жабы не полагается!
Но чаще всего кобру видели в дальнем конце дворцового кладбища: свернувшись в кольцо, она грелась на солнышке поперек маленькой могилки.
Именно здесь покоилась обезьянка Кали, былая любимица Грозного.
И никто не знал, что один человек регулярно приносит Крошке чашку свежего молока, а потом долго сидит рядом, поглаживая чешуйчатую шею и глядя в загадочные желтые глаза кобры с вертикальными черточками зрачков.
Змея ничего не имела против. И Гопали подозревала, почему.
Кобра осталась здесь охранять ее.
Ее и ее будущего ребенка.
Глава семнадцатая
В ТОЙ СЧАСТЛИВОЙ СТРАНЕ
– Даже при поднятом оружии послы говорят так, как им сказано! – посланец своевольной Магадхи слегка наклонил голову, но взгляд его оставался по-прежнему дерзким. – Из чужеземного посольства даже люди низших каст не могут быть убиваемы, не говоря уже о брахманах. Речь, мною сказанная – речь другого; это закон, о Грозный!
Гангея спустился вниз по ступенькам и глыбой навис над разговорчивым послом.
Магадха давно заслуживала вразумления хотя бы за то, что потворствовала ворам и разбойникам, которые мешали строительству города в Праяге, месте слияния кровавой Ямуны и матери-Ганги, священном для любого смертного.
Но выказывать гнев недостойно Грозного…
– Я вижу, мудрый брахман, ты отлично изучил 'Закон о посланниках'. Тогда ты должен помнить и то, что посол обязан точно передавать слова пославшего, иначе его постигнет суровая кара; а за недостойное поведение таких, как ты, не взирая на варну, следует клеймить или обезобразить! Что скажешь?
– Ты все сам знаешь, владыка! – ответил посол точной цитатой из 'Закона о посланниках'.
Не отводя взгляда.
– Тогда напомни мне, знаток смысла, как там дальше: 'Дело посла: исполнение посольства, соблюдение заключенных договоров…'
– Поддержание собственного престижа, – радостно подхватил посол, – приобретение друзей…
И осекся.
