пластинчатого доспеха, он сутулился и приволакивал ноги, отчего по меньшей мере у пяти Локапал из восьми возникло ощущение, что поединок может и не состояться.
Герои ходят по-другому.
В двадцати шагах от недвижного Рамы гигант на миг замер и двинулся по кругу, обходя аскета слева направо. Уважение – это, конечно, правильно и почтенно, но Индре к тому времени надоело изображать из себя статую, и он слегка качнул ребристым кастетом, зажатым в кулаке. Тонкий, как игла, луч сорвался с одного из краев ваджры, ринулся вниз, на лету изломался по всей длине, растроился зазубренными остриями…
Гангея даже не обратил внимания на молнию, которая едва не задела его плечо и расплескалась за спиной шафрановыми сполохами.
Шел как шел.
Впору было обидеться, но что-то в душе Громовержца подсказывало: не время!
Этак себе весь праздник испортить можно.
Да и Шива покосился из своего далека; знаете ли, неприятно покосился, с раздражением, словно это с ним шутки шутили, а не со смертным! – ну и пусть его… подождем.
Завершив круг почета, Гангея подошел к аскету и припал к его ногам. Боги уже начали переглядываться, когда до них еле слышно донесся обрывок чужого разговора – оттуда, с Прародины, где сейчас происходило небывалое:
– Благослови, учитель!
– Давай, малыш… смотри, не разочаруй меня! Это тебе не стадионы Бенареса…
И Гангея Грозный отправился прочь – твердым шагом, выпрямившись во весь рост, так, что по Свастике Локапал пробежал легкий шепоток, а в свитах Миродержцев дружно захлопали в ладоши.
Потеха обещала удасться на славу.
…взойдя на колесницу, Грозный поднял лук, передвинул поближе запасные тетивы и в последний раз взглянул на учителя перед боем.
Пешего аскета больше не было.
Рама в ореоле Жара стоял на огромной колеснице, опустив к ногам Топор-Подарок; и ученик Акритаварна, горец-Ублюдок, держал поводья, готовясь тронуться с места.
'Земля – моя повозка, – прошелестел в сознании Грозного тихий смех учителя, – а воды влекут ее, подобно упряжным животным. Ветер служит мне возницей, а панцирем – святые писания. Хорошо оберегаемый ими в бою, я жду тебя, малыш!'
И Грозный улыбнулся в ответ: 'Не трону я твоих добродетелей и заслуг брахмана, о Гуру – но подвижник с оружием в руках оказывается в положении кшатрия, а по этому положению я могу ударить без колебаний!'
Стрелы покинули колчаны и взвились в воздух одновременно с первым раскатом грома.
Возвращение из Безначалья было болезненным. Не глядя на Раму и его Ублюдка, Грозный с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, побрел к своему шатру. Он шел под обстрелом десятков глаз: советники, свита, дружинники, брахманы из шальвапурской обители, царевна Амба… Все смотрели на регента, и каждый по-своему: ожидание, немой вопрос, преклонение, сдержанный интерес, яростная ненависть…
Гангея не смотрел ни на кого. Он двигался, словно ступая по горящим углям.
Дошел.
И рухнул на царское ложе, с трудом переводя дух.
В шатер сунулся было слуга с блюдом какой-то снеди, – не соблаговолит ли повелитель отведать? – но Гангея только хрипло рыкнул больным зверем, и слуга мигом исчез.
Все тело нещадно ломило, суставы выкручивал палач-невидимка, перед глазами плыли разноцветные круги. Гангее мерещилось, что он весь изранен и истекает кровью, трижды он порывался выдернуть засевший в ране обломок стрелы – и трижды с вялым удивлением обнаруживал, что на теле его нет ни царапины, а пальцы вместо древка в очередной раз хватают пустоту.
Мысли путались, туманные видения роились вокруг, насмешливо растекаясь киселем, едва Гангея пытался вглядеться пристальней; и поэтому регент не слишком удивился, обнаружив, что в его шатер успела проскользнуть целая вереница призраков. Одним больше, одним меньше… Потом до него дошло, что гости плохо походят на бред, и Гангея заставил себя сосредоточиться.
Это было едва ли не труднее, чем вырвать воображаемую стрелу.
Призраки обрели плоть и форму, молчаливо выстроясь вокруг обессиленного регента.
Их было восемь.
Восемь Благих.
Гангея никогда раньше не видел этот клан божеств, и даже Словоблуд в давние времена ученичества мало рассказывал о Восьмерке, стараясь сменить тему; но Грозный почему-то сразу догадался, кто перед ним.
– Молю простить, о небожители, за то, что лишен возможности приветствовать вас, как подобает! Я могу позвать своих людей, и они воздадут вам все почести, каких вы заслуживаете! Еще раз прошу простить…
– Лежи и набирайся сил, Грозный, – прервал его один из Благих, выступив вперед. Остальные семь при этом дружно потускнели, снова превращаясь в призраков. – Мы не в обиде на тебя, и пришли не требовать почестей, а взять тебя под свою опеку в битве с Рамой.
– Благодарю вас, опоры добродетелей, но лучше вам было бы обойтись почестями! Эта битва – только
