- Представляешь, я думала, ты совсем не придешь, а ты даже больной пришел.

Он закрыл глаза и лежал молча. Она тоже молчала. Я закомплексован, решил он, она не может быть настолько хуже всех остальных. Она вон внимательная, и я могу не открывать глаз - это поможет, это уже помогает, потому что такое нельзя себе представить, когда не видишь. Он протянул руку и дотронулся до нее, до чего именно, он не понял, потому что глаз не открывал, но под рукой было что-то мягкое, и Роза подумала: не так уж он стесняется, как я решила, хорошо, что он не смотрит на меня, милый Боже, да он совсем не пуглив. Знать бы, надо ли мне покочевряжиться или не стоит, все любят разное, ой! Похоже, что он... Боже правый... правый... Якоб думал: велик не мал; зажмурь глаза; розы; шипы; пахнет... хорошо... хорошо... хорошо.

Он не торопился открывать глаза, настолько не торопился, что Роза стала гадать, не заснул ли он.

- Ты спишь?

- У-у.

- Было хорошо?

- У-у.

Лучше дремать, когда человек в полусне, все кажется небольшим, и цвета исчезают, интересно все- таки... Он приоткрыл глаза, едва-едва, как будто так меньше видно, Бог мой, ну и нога, это не может быть правдой, даже таких бревен не бывает, правда, на ощупь, надо отдать ей должное, не особо твердая, как хрящ, пожалуй, да, это не для меня, и что на меня нашло в то воскресенье, все Малвин...

- Я прямо не могу поверить, - сказала Роза.

Значит, все-таки верит, подумал он.

Он взглянул на нее, на широкое лицо в обрамлении невзрачных блекло-рыжих волос. Она лежала и улыбалась, приоткрыв рот, зубы были красивые.

Это хорошо, подумал он, но мало, этим дело не поправишь, лицом бедняга, прямо скажем, не вышла, надо попробовать как-то с ней объясниться, чтоб ее не обидеть, она ведь мне ничего плохого не сделала.

- Видишь ли, ты мне нравишься, но дело в том, только не пойми меня неправильно, потому что ты мне в самом деле нравишься и я готов это повторять, но с тобой я чувствую себя... и ты в этом совершенно не виновата, но и я не могу ничего с этим поделать, я чувствую себя ничтожно маленьким и мне это неприятно, этот комплекс, он меня всегда мучает, я хотел бы избавиться от него, но не могу. Я хочу, чтоб ты это знала.

Она немного помолчала, а потом сказала:

- Значит, ты больше не придешь.

- Я так не говорил. Ты хочешь, чтоб я пришел?

- Если захочешь.

Он поднялся на ноги. Она села.

- Уже уходишь?

- Мне надо подумать.

- Я б хотела быть меньше.

- Это просто я мелковат.

- Ты как раз в норме.

- Спасибо на добром слове.

- Это правда. Просто я - настоящая слониха.

- Вовсе нет. Да, ты крупная, но в этом нет ничего плохого. Все дело во мне, в моих комплексах - хотел бы я от них отделаться. А вдруг мне удастся, и тогда я вернусь, надо просто все хорошенько обдумать.

- Было б здорово.

- Ну все, бывай, до скорого.

- Прощай.

Он пошел прочь. Только спустя шагов пятьдесят он оглянулся и помахал рукой. Она замахала в ответ, а плакала ли она, этого ему не было видно издалека.

Он шел краем поля, глаза слепило солнце, и он был не очень доволен собой. Надо бы купить темные очки, подумал он. Он жмурился. Я ж ведь не смогу идти с закрытыми глазами. Надо попробовать. Вроде получается, если идти медленно: прежде, чем сделать шаг, он ощупывал ногой дорогу перед собой, чтоб не сойти с пути и не грохнуться в канаву.

- Ты что, собрался свалить? - сказали у него над ухом. Он открыл глаза - Конрад.

- Что?

- Спрашиваю, не собираешься ли ты свалить. Я вас видел.

- И что?

- Сам знаешь.

- Пошел вон!

- Это что же: раз-два, раз-два - и домой?

- Ты подглядывал?

- Мне приходится присматривать за ней. А вдруг она принесет в подоле незнамо от кого?

- Мерзавец!

- Я ж не сказал, что видел все. Ты думаешь, я совсем извращенец?

- А черт тебя знает!

- Потише!

- Сам потише.

- Похоже, ты и сегодня хочешь отправиться домой на 'скорой помощи'?

- Пусти!

- Ишь чего захотел!

- Пусти, кому говорят!

Он не отпустил. А попытался сбросить Якоба в канаву, но не смог. Они стояли сцепившись и пытались столкнуть друг дружку.

- Сдаешься? - выдохнули они хором.

Но никто не сдался, и они продолжали мутузить друг дружку, пока оба не повалились в дорожную пыль. Они были равны в силе, никто не проиграл - и никто не выиграл. Когда они выдохлись, то расцепились и лежали рядышком, глядя в небо и хватая ртом воздух.

- Ты силен, - сказал наконец Конрад. - Дерешься часто?

- Да нет. Взрослым не положено лезть в драку.

- Но ты защищался.

- Конечно. Что я, идиот, чтоб не защищаться?

- Как эти больные пацифисты. Которые садятся поперек шоссе и набивают полные карманы свинца, чтоб их тяжелее было сдвинуть. Психи.

- Или монахи в Азии. Они обливают себя бензином и поджигают.

- Зачем?

- Бог их знает, это они так протестуют.

- Фи, гадость.

- Они рассчитывают попасть на небо.

- Все равно, для этого не надо сжигать себя живьем.

Они встали.

- Ну и на кого я теперь похож?

- Пойдем в дом, умоешься.

- Нет уж, по дороге ополоснусь.

- Ты уверен, что не хочешь продолжить с Розой?

- Не твое дело.

- Не кипятись. Просто ты мне понравился. Мы б вам выделили тещину комнату плюс вторую на чердаке и хозяйничали б на пару. Тут работы как раз на двоих мужиков. Она хорошая, вот увидишь. Беззлобная.

- Уж больно здорова.