укрепляют крепостные самострелы. Но огненные птицы еще не перелетают Мтацминда, еще покоятся в ножнах боевые клинки и в напряженном ожидании теснятся в колчанах тонкие стрелы.
По темным улицам, загроможденным арбами, караванами мулов, кричащими толпами, пробирается Заза Цицишвили, окруженный начальниками дружин. Торопливые приказания, расстановка отрядов, грохот камней, сбрасываемых у линий стен, бульканье воды, сливаемой водовозами в огромные кувшины, заглушаются воплями бегущих из Тбилиси жителей. Западные ворота, охраняемые тваладцами, широко открыты, и поток нагруженных скарбом и закрытых коврами ароб, облезлых и выхоленных верблюдов и теснящейся по сторонам разношерстной толпы прорывается к горным теснинам, в непроходимые леса, ближе к границам царства Имерети. Бегут от беспощадного врага. Спасают скарб, спасают богатство. Строго исполняется приказ Цицишвили - выпускать всех: 'меньше голодных будет', и никого не впускать без особой проверки началниками гзири.
Под косыми лучами солнца настороженно притаились матовые купола бань, прочные навесы амкарских цехов, сине-желтые балконы узких домов, строгие храмы.
Густой сад, слегка тронутый желтизной, разбрасывает беспорядочные тени. Сюда едва доносится гул взбудораженного города. За высокими зубчатыми стенами высится с изящными башенками, конусообразными вышками, ажурными балкончиками и воздушными арками украшенный крылатыми конями Метехский замок, оплот трона Багратидов.
Георгий X вскочил, зашагал по ковру, отрывисто роняя слова. Эта привычка всегда раздражала царицу Мариам, но сегодня она тщательно скрывала досаду и облегченно вздохнула, улыбкой встречая Луарсаба и Тина-тин. Царь с нежностью обнял детей.
- Дорогой Луарсаб, не огорчайся, ты слишком молод для боя, но еще не раз обнажишь на защиту Картли меч Багратидов.
- Отец, мое огорчение не стоит высокого внимания царя Картли.
'Да, - подумал царь, - Шадиман изысканно воспитывает наследника, слишком изысканно', - но вслух посоветовал Мариам развлекаться, Луарсабу переменить шашку на более изогнутую. Тинатин указал дерево в саду с крупными персиками. Царица, сокрушаясь о войне, попросила царя выслушать жалобу Магаладзе на дерзких азнауров и гзири Носте, совсем распустивших народ. Георгий X поморщился, вспоминая обещание, данное Магаладзе, строго наказать виновных, но на просьбу царицы подарить дочери Магаладзе, Астан, в приданое Носте рассмеялся:
- Носте не растопит сердце Мирвана, ведь княжна похожа... похожа... похожа... На кого она похожа, Мариам?
- Я нахожу княжну приятной, но если Астан меркнет перед красотой Русудан Эристави, тем более о ней необходимо позаботиться...
- Да, да, - смутился царь и стал поспешно прощаться. Повернувшись, он неловко зацепил треногий столик. Серебряная чаша со звоном покатилась на пол.
Царица приложила кончик ленты к сухим глазам: какой неприятный день!
В нижнем коридоре толпились в походном снаряжении царские телохранители в ярко-синих одеждах, желтых цаги и круглых шапочках, задорно торчащих на макушках.
Князь Шадиман мягким движением открыл дверь, мигнул глазом, и почти вслед за ним в боковую комнату вошел Киазо. Шадиман пронзил взглядом дружинника.
- Киазо, твой отец еще в тюрьме?
- О светлейший, бог свидетель, отец не виноват. Разве у мсахури поднимется рука на свой труд? Какой- то злодей поджег царский амбар, а в яму брошен бедный старик. Светлейший, ты так милостив ко мне - подарил коня, вчера для больной матери дал монету, но что делать малолетним сестрам! Я несу царскую службу, работать некому... Я князю Херхеулидзе ничего не сказал, боюсь - не поверит, что отец чист перед царем, как перед богом, и мне тоже перестанет доверять... Могущественный князь, освободи отца - и Киазо твой раб до смерти.
Шадиман усмехнулся, поглаживая пышные усы.
- Брось, не валяйся в ногах... Слушай внимательно... Ты старший телохранитель, тебе особенно доверяет князь Херхеулидзе, даже поручил укрепление крепостных стен. Я по твоей просьбе постарался скрыть от осторожного князя безрассудство старика. Будешь умным, отмечу... В рабах не нуждаюсь, а преданных умею награждать. Слушай, князь Шадиман должен знать все; в кем царь говорит и что говорит, понял?.. Сегодня царь совещается с князьями, после будет шептаться с некоторыми... понял? От тебя зависит освобождение отца.
Шадиман едва слышно стал отдавать приказания раболепно склоненному Киазо...
- Что делают князья? - спросил царь ожидающего у дверей с двумя телохранителями Баака Херхеулидзе. - Едят? Хорошо. - И тут же подумал: 'Когда князья едят, меньше думают... Жаль, не могу заставить их с утра до ночи облизывать усы...' - Да, да, - тихо продолжал Георгий X, - попроси наверх Шалву Эристави... Никто не должен знать... Тебе, князь, распоряжений оставлять не надо, хорошо знаешь, как оберегать Метехи... За лисицами следи, шакалы не так опасны...
Георгий X засмеялся, похлопал Баака по плечу, пошутил над чрезмерной осторожностью начальника метехской стражи, но, поднявшись к себе, нервно зашагал. 'Война рождает надежды врагов, - думал царь, - я выступаю с войсками из Тбилиси. Конечно, могущественных князей беру с собой, менее сильные стонут под замком... но сколько у каждого родственников, приверженцев! Сколько дружин под своими знаменами имеют! Да, да, все могущество князей в народе. Нет народа - нет силы. Необходимо ограничить некоторых светлейших. Да, да, народ меня любит, не может не любить... Богатые вклады в монастыри, народные игры, состязания разве не украшают мое царствование? Разве не отдаю каждому глехи заслуженную долю или отнимаю последний скот, когда нет крайности? Нет, народ должен ценить мои заботы, церковь тоже внушает волю всемогущего бога... Но тут нужны действия посильнее... тут...
Кахети... тоже Багратиды! Хуже злейших врагов. Вот мой дядя царь Александр в Исфахане у шаха расположение ищет, а сын его... неприятно, тоже Георгий, как шакал, вокруг Картли добычу вынюхивает... Недаром хотел жениться на дочери ганджинского паши Кайхосро, поддержку искал, с Турцией заигрывает, Русии тоже бурку под ноги стелет, выше меня хочет сесть...
Да, да... шакал... усы по-турецки носит. Пока меня, царя Картли, первым не признают, на Кахети, на Имерети, на Одиши, на Гурию, на всех буду шашку точить'.
Царь остановился, мрачно окинул взглядом двор, где многочисленные свиты князей расхаживали в богатых одеждах, придушил на стекле жирную муху, сбросил за окно и проследил, куда она упала.
'Не вижу дорогого Магаладзе. Самый подлый из князей, но ради выгоды крепко за трон держится. Хочет женить князя Мухран-батони на своей Астан?.. Трудно, Астан похожа на... на кого похожа, как прозвали княжну придворные? Георгий X растерянно остановился, мучительно напрягая память. - Да, да, следовало б устроить праздник ностевцам. Трусливые зайцы! Не могли, как мух, придушить выродков Магаладзе. Князья! Ни одной девушке проходу не дают. Русудан говорит... - Георгий X поперхнулся, вытер капельки пота на покрасневшем лбу. - Носте не дам, слишком близко от Твалади, но что-нибудь вместе с Мухран-батони придется обещать... Вот во дворе сколько народа толчется, но разве хоть один из них достоин расположения царя?! У народа только руки хорошо действуют. А у князей?.. Да, раньше царям не приходилось так тревожиться: кто долго на трон смотрел - ослепляли, лишних в Куру бросали, а 'друзей' держали в постоянном страхе потерять голову вместе с имуществом... А разве плохо-старой гиене Баграту выколоть глаза? И многим светлейшим это не повредило бы... Тянутся к престолу, только и ждут подходящего случая. Луарсаб мал, надо бороться и со светлейшими, и с турками, и с персами, остерегаться соседних государств: то Имерети угрожает, то Абхазети неспокойна, то Гурия обижена; то Кахети просит поддержки в борьбе с шамхалом. А князья? Расхищают Картли: тому имение, тому лес, тому крестьян. Монастыри вкладов требуют, откажешь - злейший враг, дашь - другой тянется... Майдан завалили своими товарами, а пошлин не платят... Азнауры недовольны, амкары недовольны, майдан стонет, а с кого брать, чем царство содержать... Торговля с иноземными купцами необходима, но что привозят? Драгоценные камни, индийские пряности, благовония - соблазн для женщин, а увозят шелк, шерсть, коней уводят, платят мало. Князьям не нужно царство содержать, они цену сбивают... Кругом враги, враги, ни одного друга...'
Царь обессиленно опустился на резную скамью.
Приоткрыв дверь, вошел Шалва Эристави Ксанский. Видя погруженного в думы царя, нерешительно
