- Наверно, думали - на свою голову наступили!

- Хо-хо-хо! Молодец, Элизбар!

- Го-го-го! Тащи его, тащи!

- Эй, князь Тамаз, папаху держи, папаху!

- Много, много в Носте храбрецов.

- Смотрите, смотрите, что случилось!

- О... о... Кони Мераба и Тамаза без княжеских... остались.

- Помощь к Магаладзе подоспела!

- Вай ме, Георгий сбросил князей на землю.

- Смотрите, смотрите, Квливидзе шашку обнажил.

- Папуна идет, тише, тише! Что Папуна говорит?

- Э, э, князья опять на конях. Женщины, бегите домой, будет литься здесь кровь.

У своего навеса монахи довольными глазами следили за дракой. Купцы в уме прикидывали - прибыль или убыток сулит им это событие. Мальчишки с высоких деревьев, захлебываясь от возбуждения, оповещали далеко стоящих зрителей о ходе драки...

Рванулась дверь. В дом священника вбежал, сверкая глазами, босоногий мальчик:

- Господин гзири, на базаре 'барсы' с Магаладзе дерутся, уже многие кинжалы обнажили, а на Дидгори огонь танцует.

Гзири с притворным испугом вскочил, за ним нацвали и начальник царской торговли.

- На три минуты нельзя базар оставить, уже друг другу лицо меняют. Батоно Евстафий, князьям ты скажешь - насчет торжественной службы с тобой говорил, а этих разбойников 'барсов' в сарай загоню и лучший мех за дерзость возьму.

И гзири, сопровождаемый нацвали и начальником, поспешно вышел, по дороге отпустив увесистый подзатыльник непрошеному вестнику...

- Слушайте, слушайте, Папуна говорит... Вай ме... что Папуна говорит!

- Э-э, саманные головы! Смерть ищете! Она тоже ишаков ищет. Смотрите, с дидгорских вершин весть подает!

На горах сторожевые башни окутывались тревожным дымом костров.

- Живыми в землю зарою! - кричит Тамаз дружинникам. - Изловить сатану! Смотрите вниз, а не вверх.

Дружинники, обезумев, лезли под дубину Георгия.

- Гзири, царские гзири из Тбилиси скачут! С дороги свернули, напрямик скачут! - исступленно заорали с деревьев мальчишки.

Толпа подалась назад. Многие старались незаметно скрыться.

- Сейчас узнаете, ничтожные азнауры, как поднимать руку на князей.

Ностевский гзири, нацвали и начальник с притворной поспешностью протискивались к центру драки.

Георгий Саакадзе расхохотался и стремительно схватил Мераба.

- Ты думаешь, если у моего деда князья последнюю землю отняли, то я позволю каждому петуху кричать у меня над ухом?! Лети навстречу своим спасителям.

- Шерсть, шерсть свою не забудь размотать! - бросил вдогонку Гиви.

Подхваченный дружинниками, Мераб бешено ругался.

- Шерсть не продавай, на мутаки себе оставь, полтора месяца больным валяться будешь! - кричал Димитрий.

Но толпа, охваченная тревогой, сразу застыла: азнаурам что? А тбилисские гзири за князей все Носте перевернут, наверно, без разбора всю годовую долю заберут.

- Бегите, бегите, храбрецы, в лес. Но никто не двинулся с места, и тбилисские гзири осадили взмыленных коней в самой гуще побоища.

- Слушайте царскую грамоту! - зычно крикнул начальник, приподымаясь на стременах.

Все сыны Картли, верные мечу Багратидов, будь то князья со своими дружинниками, доблестные азнауры, царские или княжеские, или простой народ, да прибудут под знамя кватахевской божьей матери на борьбу со свирепыми агарянами, перешедшими черту наших, под сенью креста пребывающих, земель. Не склоним головы, не сложим оружия, не отдадим вековым врагам прекрасной Картли на разорение, жен и дочерей на позор и плен. Поднявший меч умрет от меча. Богом посланный вам царь абхазов, картвелов, ранов, кахов и сомехов, шаханша и ширванша - Георгий X'.

- Завтра на рассвете, - продолжал тбилисский начальник гзири, сворачивая свиток, - все азнауры и воины Носте соберитесь на эту площадь: вас поведет под знамя полководца Ярали славный азнаур Квливидзе.

Квливидзе гордо выпрямился в седле.

Крестьяне бросились к арбам, кидая в них как попало свои пожитки: каждый спешил домой проводить близких на войну.

Под топот коней, боевой клич молодежи, гул голосов и причитание женщин арбы вереницей потянулись по дороге.

Кудахтая и хлопая крыльями, в панике летали по базару взбудораженные куры. Перепуганные купцы, только что с важностью решавшие судьбу весов, испуганно оглядывались на крестьян, умоляли тбилисских гзири взять их под защиту, но гзири отмахивались от них. Не имела успеха и жалоба князей Магаладзе.

- Не время мелкими делами заниматься, сводить личные счеты, - отвечали озабоченно гзири, - нам предстоит скакать всю ночь по царским владениям, поднимать народ на защиту Картли.

Взбешенные Магаладзе, угрожая пожаловаться царю, приказали мсахури повернуть караван обратно и ускакали.

Костры на сторожевых башнях вспыхивали ярче.

Невообразимая суматоха перепугала базар. Каждый спешил скорее выбраться из кипящего котла и захватить дорогу.

- Наконец-то, Георгий, мы дождались войны, недаром ты нас принял в 'Дружину барсов'. Мы покажем князьям удаль ностевцев, - радостно захлебывался Элизбар.

- Увидят, как глехи дерутся! - кричал Гиви, прикладывая ко лбу монету.

- Не кричи, Гиви, шишка улетит, - захохотал Димитрий.

- Шишка улетит, а твоему носу никакая монета не поможет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На краю обрыва, за невысокой колючей изгородью, закрытой орешником и плакучей ивой, белел бедный дом. Георгий открыл дверь в полутемное помещение. Все здесь привычно: влажный кирпичный пол умерял жару, медный кувшин с продавленным боком угрюмо смотрел в блестящий таз, а из угла косился мохнатый веник.

Около тоне (печи для хлеба), перед круглой деревянной чашей, на циновке сидела Маро, мать Георгия, придавая кускам теста форму полумесяца. Мокрой тряпкой, намотанной на длинную палку, Маро вытирала стены тоне, брала на ладонь куски теста, ныряла вниз головой и ловко облепляла тоне. Закончив, она плотно закрыла тоне крышкой и тюфячком. Всплеснув руками, бросилась к мангалу, на котором медный котел издавал угрожающее шипение, схватила ложку, проворно помешала, озабоченно бросила в котел пряности и, качнувшись, повисла с ложкой в воздухе. Испуганно вскрикнув, она увидела смеющееся лицо Георгия.

- Дитя мое, если буду висеть над мангалом, гость голодным заснет.

Георгий расцеловал мать, осторожно опустил ее на землю и прошел в другую комнату.

- Брат, дорогой брат, - бросилась к нему Тэкле, - смотри, голубые четки, подарок дяди Папуна. А серьги, смотри, серьги.

И, не доверяя зрению брата, шестилетняя Тэкле схватила его руку и потянула к шее. Георгий изумился. Польщенная Тэкле отбросила черные кудри и молча выставила ушко: на болтающейся серебряной серьге ярко блестело красное стеклышко. Георгий восторженно покачал серьгу и поздоровался с Бадри.

Дед-бодзи твердо придавил земляной пол. В углу примостился небольшой очаг - углубление, выложенное камнем, служащее зимой для приготовления пищи и обогревания жилища. С потолка свесилась остывшая цепь с крючком для котла.