– А вы вообще меня повергли в изумление, – призналась Нина. Она нерешительно посмотрела на него. – И вы действительно думаете, что нам стоит получше узнать друг друга?

– Конечно. – Люк внимательно на нее посмотрел. – Вы что, на самом деле думаете, что я наступил на свою гордость, пришел на спектакль, попросил вас о встрече только потому, что мне хотелось посмотреть, как вы сегодня будете ковыряться в тарелке с цветной капустой?

– Да нет, вряд ли.

– Я хочу лучше вас узнать, – сказал он твердо.

– Но, Люк… между нами пропасть. Мы как вода и масло. Как те двое в старой песне, которые не могли одинаково произнести слово «помидоры».

– Вы хотите все прекратить?

– Но… ничего не произошло…

– Вы уверены, что ничего не произошло, что ваша холодность так же хорошо ограждает вас, как и при нашей первой встрече? Не допускаете слабостей? Не думаете обо мне, когда меня нет рядом?

Не удержавшись, она снова посмотрела на него и взглядом выдала себя. Правая бровь Люка поднялась.

– Я так и думал, надеялся, потому что сам думаю о вас днем и ночью. Особенно ночью, – сказал он.

Дыхание ее стало прерывистым. По коже побежали мурашки.

– Ну и что же нам делать? – нервно спросила она.

– Пока не знаю. Но жизнь интереснее, когда не знаешь, куда идешь.

– Я так не считаю.

– Еще одна тема для спора, – заметил Люк, привлекая ее к себе.

Его губы были совсем рядом. Руки обняли ее, нежно касаясь шеи, плеч, гладили волосы. Напряжение, владевшее Ниной, ослабевало. Он покрывал легкими, дразнящими поцелуями ее лицо. Ей казалось, что она видит какой-то забытый сон.

С губ Нины сорвался стон желания и наслаждения. Он прозвучал как согласие.

Люк целовал ее страстно, жадно. Она тут же простила себе и несобранность в работе, и бессонные ночи. Разве можно остановиться, познав его поцелуи? Нина таяла в его объятиях и почти жалела себя: так больше в ее жизни не будет никогда.

Внезапно все прекратилось: Люк мягко отстранил ее от себя.

– Мы должны остановиться, – прошептал он.

– Что? – спросила она отнюдь не элегантно.

– Мы ведь в Центральном парке, – напомнил он.

Глаза Нины удивленно открылись.

– Ах да.

Он смотрел на нее сверху вниз, ласково улыбаясь.

– А что бы сказала мисс Манеры?

– Она бы сказала, что я сошлась не с тем мужчиной.

– А вы готовы «сойтись со мной», Нина?

Прежде чем ответить, она долго смотрела ему в глаза.

– Нет. Но что сделано, то сделано.

Наверное, это было не самое пылкое признание в любви.

Люк проводил ее до дома, но расставаться им не хотелось.

Возле подъезда Люк спросил:

– Вы меня не приглашаете зайти?

– Нет, – твердо сказала она.

– Боитесь? – поддразнил он.

– Боюсь. Вам у меня наверняка не понравится, и мы опять поссоримся. А я сейчас спорить не в силах. Мне нужно ко всему этому привыкнуть.

Нина согласилась встретиться с ним через пару дней. Решили обойтись без ресторанов. Нина предложила пойти на выставку своего любимого художника.

– Там галстук не нужен, – заверила она его, – но если вы можете одеться немного… э… немного…

– Проверю, что у меня есть в шкафу, – последовал ответ.

– Довольно, – сказала она, – это конец. Не провожайте меня дальше.

– Почему? Объясните, в чем дело? – Люк, не обращая внимания на ее слова, продолжал идти рядом, легко приноравливаясь к ее шагу.

– В чем дело? – передразнила она его. – Как вы могли? Как вы могли поставить меня в такое положение? Меня же художник, которым я всегда восхищалась, лично пригласил на открытие выставки, а я вас. Как вы могли быть так грубы?

– Я не был грубым, – терпеливо сказал Люк.

– Вы были чудовищно бестактны.

– Бестактен? Парень спросил меня, что я думаю. Если ему неинтересно знать мое мнение, зачем спрашивать?

– Вам когда-нибудь приходило в голову, что ваша грубая откровенность нужна далеко не всем? – взорвалась Нина.

– Приходило. Поэтому я никогда не рассказывал своей матери, что на самом деле значит быть рок- звездой. Но тот парень – художник, Нина. Если он выражает свои чувства на холстах, которые развешивает по стенам, то он вправе ожидать, что и другие люди не станут скрывать своих чувств. Особенно если он сам спрашивает.

– Вы не должны были скрывать свои чувства, – возразила Нина. – Просто надо было выразить их не в такой обидной форме.

– Он не обиделся, – настаивал Люк. – Почему тогда мы проговорили с ним минут двадцать?

– Потому что вы любите разглагольствовать!

– Я это не отрицаю, но разговор-то был интересным. Мне не нравятся его работы. Он признался, что терпеть не может мою музыку. Но это же не означает, что мы не можем обмениваться мыслями. Разница во вкусах не исключает уважения.

Нина глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Что ж, он прав. Разве ее собственная семья не подтверждение этому?

– Хорошо, я принимаю твое объяснение, – перешла она на «ты». – Но ведь ты видел, как мне было неловко, когда все на вас смотрели.

Люк тоже вздохнул. Они всегда умудрялись заводить друг друга.

– Нина, извини. Я не хотел. В следующий раз я постараюсь не забыть, что ты не любишь привлекать внимание.

– В следующий раз? – переспросила Нина с сомнением в голосе.

Люк тяжело посмотрел на нее:

– Что ты имеешь в виду?

– Я не думаю, Люк, что у нас что-то получится, – сказала она осторожно.

– Мы оба знали, что будет нелегко, Нина. Но мы, кажется, решили попытаться. – Он тоже тщательно подбирал слова. Оба знали, что идут по тонкому льду.

– Может, мы ошиблись.

Люк долго молча смотрел на нее, потом сказал:

– Я не думаю. Если ты хочешь потихоньку свернуть, прежде чем все начнется, я тебе не помощник. Я не позволю ускользнуть от меня с банальными извинениями и пожатием руки. Ты мне слишком нужна, чтобы я мог это сделать.

Нина вспыхнула от его резкости: