После четырех лет непрерывной войны Цезарь вернулся в Рим. Диктатор решил, что пришла пора насладиться плодами побед. Первым делом он обратился к народу и произнес речь, восхваляя свою победу. Не преминул он и порадовать соотечественников.
Плутарх пишет:
Он сказал, что захватил так много земли, что ежегодно будет доставлять в государственное хранилище 200 тысяч аттических медимнов зерна и 3 миллиона фунтов оливкового масла.
Затем Цезарь отпраздновал триумф, состоявший из нескольких отдельных триумфов: египетского, понтийского и африканского. Самые большие победы Цезарь одержал над римлянами, но он остерегся упоминать о них (африканский триумф, например, праздновался не в ознаменование победы над Сципионом, а только над Юбой).
И все же честолюбие Цезаря не могло молчать: какими бы постыдными и зловещими ни казались римлянам его победы, он не мог ими не гордиться. Он приказал изобразить все поражения своих врагов на картинах и в виде статуй.
О реакции римлян рассказывает Аппиан.
Народ, хотя и не без страха, все же издавал стоны при изображении злополучия своих сограждан, в особенности при виде Луция Сципиона, главнокомандующего, самого себя ранившего в живот и бросаемого в море, или Петрея, убивающего себя за обедом, или Катона, самого себя раздирающего, как зверь.
Впрочем, и без картин у римлян было много причин не разделять радость Цезаря — ведь его честолюбие принесло горе практически в каждый римский дом, каждая семья похоронила кого — нибудь из близких в этой братоубийственной войне. Понимал настроение римлян и Цезарь, оттого он и старался изо всех сил подсластить их горечь, уменьшить боль сиюминутными радостями. «После триумфов Цезарь принялся раздавать солдатам богатые подарки, а народу устраивал угощения и игры».
Цезарь доставил удовольствие народу и любимым зрелищем — гладиаторскими играми. Кровавое мероприятие любил и сам Гай Юлий — он считался признанным мастером по его организации. Бойни на арене цирка поражали своими масштабами и зрелищностью; впрочем, как и все дела, за которые брался Цезарь.
Предоставил он народу также и разнообразные зрелища с участием кавалерии и музыки; были даны представления боев тысячи пехотинцев против такого же количества противников, 200 всадников против других 200, бой смешанный пехоты против конницы, бой с участием 20 слонов против других 20, морское сражение с 4 тысячами воинов, в котором принимало участие по тысяче гребцов с каждой стороны.
Согласно обету, данному перед Фарсальской битвой, Цезарь воздвиг храм Прародительнице. Строил Цезарь много, и в возведении храма не было бы ничего удивительного, но... рядом со статуей богини «поставил он прекрасное изображение Клеопатры». Гай Юлий не только не забыл египетскую царицу, как большинство своих жен и любовниц, но почитал ее как богиню. Клеопатра стала самой большой и последней любовью Цезаря.
Вскоре Цезарь провел перепись населения. Страшный результат этой акции был следствием и показателем борьбы Цезаря за первенство в Риме.
Плутарх сообщает:
Прежде насчитывалось 320 тысяч человек, а теперь осталось всего 150 тысяч. Такой урон принесли гражданские войны, столь значительную часть народа они истребили, — и это еще не принимая в расчет бедствий, постигших остальную Италию и провинцию!
Погиб каждый второй римлянин (это при том, что противоборствующие стороны пытались щадить граждан; неримляне уничтожались без всякой пощады) — потери не идут ни в какое сравнение даже с самой страшной войной XX века — Второй мировой. В битвах полег весь цвет Рима — некоторые старинные патрицианские и плебейские роды оказались выкошенными под корень. Сенат встречал диктатора пустыми скамьями. Чтобы исправить ситуацию, Цезарь, по словам Светония, «ввел в сенат граждан, только что получивших гражданские права, и в их числе нескольких полудиких галлов». Рим, за который боролся Цезарь, настолько обезлюдел, что диктатору срочно пришлось принимать меры. Светоний рассказывает:
Желая пополнить поредевшее население города, он издал закон, чтобы никакой гражданин старше 20 и моложе 40 лет, не находящийся на военной службе, не покидал бы Италию дольше, чем на три года; чтобы никто из сенаторских детей не уезжал из страны иначе, как в составе военной и гражданской свиты при должностном лице; и чтобы скотовладельцы не менее трети своих пастухов набирали из взрослых свободнорожденных людей.
Последнее требование сделать римлян пастухами на первый взгляд кажется странным. Однако становится все ясно, если вникнуть глубже в римскую жизнь времен Цезаря. Этот воинственный народ быстро превращался в нацию тунеядцев и бездельников. И способствовал этому не кто иной, как Цезарь, — именно он наводнил Италию дешевыми галльскими рабами.
Теперь заниматься физическим трудом стало считаться позорным для римлянина: плебеи привыкли к щедрым подаркам со стороны власть имущих, привыкли к бесплатным хлебным раздачам и занимались лишь тем, что продавали свои голоса на выборах и требовали зрелищ.
Чтобы спасти римлян, им же самим и развращенных, Цезарю пришлось принять непопулярное решение: он более чем вдвое сократил число получавших хлеб за государственный счет. Но с гибелью республики процесс стал необратимым, и часы римской истории начали обратный отсчет.
Битва при Мунде
Плохие помощники — бич любого диктатора. Впрочем, вина диктатора относительна. На неблаговидные поступки людей толкает сила, которая именуется властью. Каждый человек замечал, как меняется, причем не в лучшую сторону, его старый добрый знакомый, как только становится большим либо малым начальником. Во времена диктатуры этот закон жизни проявляется со страшной силой, ибо представители власти не избираются, а назначаются одним человеком; естественно, никто не застрахован от ошибки, будь он даже гениальным Гаем Юлием Цезарем.
Одно из самых неудачных назначений Цезаря связано с наместником Испании Квинтом Кассием Лонгином. Даже соперники — помпеянцы не принесли столько вреда диктатору, как человек, который по долгу службы был обязан защищать интересы его и Рима.
Кассий прибыл в Испанию вместе со старой ненавистью к этой стране. По словам автора «Александрийской войны», он возненавидел эту провинцию еще со времен своей квестуры, когда был там ранен из — за угла. Испанцы своему наместнику отвечали взаимностью. Но он не унывал, а нелюбовь подданных решил компенсировать любовью армии. По прибытии в провинцию Кассий собрал войско и пообещал каждому легионеру по 100 сестерциев; и солдаты получили обещанные деньги, как только завоевали некоторые испанские территории. В благодарность Кассия провозгласили императором. «Хотя эти награды создавали на время красивую иллюзию любви к нему войска, они, с другой стороны, мало — помалу и незаметно ослабляли строгость военной дисциплины» («Александрийская война»). За благосклонность солдат к новоиспеченному императору пришлось платить несчастной провинции. «Как вообще бывает при щедрых денежных раздачах, — справедливо замечает античный автор, — раздающий должен изобретать
