Фукс порвал газету и выругался.

Да, черт возьми. Дела вовсе не так блестящи, как расписывал Хьют.

Утомительная дорога в горы — и никого, с кем можно было бы отвести душу.

С членами «экспедиции» Фукс познакомился позже. Для каждого из них установил обязанности и предупредил, что будет требователен.

«Экспедиция» развила кипучую деятельность. Она лазила по горам, что-то искала, попутно продавала местному населению виски, жевательную резину, а тайком фотографировала, и каждый час, каждую минуту наблюдала за советской границей. Всё казалось было в порядке.

Но, получив секретный приказ, Фукс задумался. Значит, очень большой человек должен был перейти границу, если ему, майору Фуксу, обещаны полковничьи погоны.

Горы окружали долину. За первой цепью вершин поднимались другие, еще более высокие и неприступные. Невозможно было определить, где они расступались, пропуская змейку шоссейной дороги.

Прижимаясь к скалам, белела обнесенная дувалом пограничная застава. Ветер трепал алое полотнище, прикрепленное к металлическому шпилю. Перед воротами — старательно выложенная из камней пятиконечная звезда. Чуть дальше — дорога, прегражденная полосатым шлагбаумом. У шлагбаума часовой — ефрейтор Гебридзе. На нем меховой полушубок и ватные брюки, заправленные в валенки.

Проверив сигнализацию, Гебридзе зашагал от ворот к шлагбауму. Туда и обратно...

Глаза скоро привыкают к темноте. Часовой различал громады гор. Как всегда, они казались ему ссутулившимися, ко всему безразличными. Он любил свои горы — веселые, заросшие лесом. А здесь были камни. Одни камни.

Ветер вздыбил снег. Гебридзе отряхнулся, провел ладонью по верхней губе и, нащупав щетинку усов, усмехнулся. «Настоящий мужчина! — скажет отец».

Подумал вслух:

— В Очамчире сейчас тепло...

И представил террасу, оплетенную виноградником, море, отца, выгружающего корзину камбалы.

...В Очамчире Гебридзе окончил среднюю школу, работал в колхозе. Оттуда его призвали в армию и направили на границу, где почти круглый год лежит на вершинах снег. На заставе Гебридзе возмужал и даже, совсем недавно, стал отращивать усы.

Сзади послышались шаги. Часовой узнал старшину Каримова и дежурного по заставе ефрейтора Петренко.

Каримов дослуживал срок и собирался домой. Недавно в районном центре он выиграл скачки. Выиграл к великому огорчению местных всадников, претендующих на звание чемпиона. Участвовал в скачках и он, Гебридзе, но в Очамчире люди лучше управляли парусом.

«Джигита из меня не получилось, но это не самая большая беда на свете! — рассуждал философически настроенный часовой. — Хотя не мешало бы...».

Выиграй скачки он, Гебридзе, а не Каримов, то он, Гебридзе, ловкий парень с такими красивыми усами, сделал бы то же самое, что и старшина. А Каримов всегда был на высоте положения в прямом и переносном смысле.

Когда стройная девушка, чьи косы трижды обвивались вокруг тюбетейки, поднесла победителю шелковый платок... А девушку, это ведь не секрет, звали Гульджан, и она была настолько хороша, что ей могли позавидовать все девушки на всем побережье от Сухуми до Батуми... Словом, когда Каримов получил подарок, он не ударил лицом в грязь и, как настоящий джигит, опустил перед Гульджан своего коня на колени. Девушка вспыхнула и не нашлась, что сказать. А старики кивали головами в знак своего одобрения. И тогда взволнованный старшина поднял коня, сделал круг почета и галопом умчался. И вся земля, все горы дрожали от топота.

Читатель уже понял, что ефрейтор Гебридзе обладал редким даром рисовать картины и представлять действительность во всей присущей ей красоте. Тем не менее, он оставался часовым, и когда к нему подошли старшина и дежурный, доложил, что никаких происшествий нет.

Он обратил свой восторженный взгляд на Каримова, а тот долго всматривался в даль, где затерялась в снегу шоссейная дорога.

— Продолжайте службу, — сказал старшина часовому. И дежурному: — Пойдемте, Петренко.

Когда вернулись на заставу, дежурный предложил:

— Видпочивайте, товарищ старшина. Дила больше нэма.

Каримов нагнулся, стряхнул снег с валенок.

— Пожалуй, лягу, — согласился он и, уже открывая дверь в казарму, добавил: — Только не забудьте разбудить меня, если приедет Обручев.

В канцелярии горел свет. Значит, начальник заставы еще не ложился. Петренко зашел в дежурную комнату, посмотрел на часы. Скоро смена...

Гебридзе откинул задравшийся воротник полушубка. Прислушался. Издалека донеслось тарахтенье мотора. Ефрейтор повернулся лицом к ветру. Слух не обманул его. Бледная полоска света выскользнула из серой, клубящейся массы, становясь все шире и ярче.

Он подошел к шлагбауму, нажал сигнальную кнопку. В дежурной комнате раздался звонок. Ярко вспыхнула красная надпись

Когда облепленная снегом машина затормозила у шлагбаума, рядом с Гебридзе уже стоял Петренко.

Грузовики двигались медленно. Останавливались перед заставой.

Пограничники быстро проверяли документы. Многих водителей они хорошо знали.

«А, Игнатюк, ну как, полным-полна коробочка?»

Раз подъехал бензовоз, значит, скоро конец колонны. Третий год ездит по тракту Игнатюк. Обязательный человек: папиросы привезет и письма пограничников доставит на «большую» землю.

А вот Петр Калачкин...

Этот предъявил документы, и пока пограничники производили досмотр, стал натирать снегом уши. Знал ведь, что рейс будет трудным, а всё-таки поехал в своей кепочке. Он в ней зимой и летом. Правда, натирать уши снегом, пожалуй, не следовало. Он не замерз. Не водой была наполнена его фляга, спиртом. И прикладывался к этой фляге он довольно часто.

Еще одна машина затормозила у шлагбаума. Гебридзе и Петренко подошли к водителю.

— Ваши документы.

— Ребята! — окликнул их выпрыгнувший из кузова пограничник.

Петренко направил на него фонарик.

— Да это же Обручев! — воскликнул он обрадованно.

Махров, не выключая фар, вылез из кабины. Гебридзе проверил его документы и молодецки погладил усы.