– Что – ГОК? Они виноваты, пусть платят.

На столе резко зазвонил сотовый. Губернатор взял трубку.

– Да, Костя, – сказал Орлов. – Да, передал. Нет, еще беседуем. Да о жизни беседуем, Костя, о чем еще.

Губернатор выключил телефон и встал.

– Тебе пора, – сказал губернатор, – хозяин волнуется, что, мол, долго сидим.

Фаттах поднялся. Ноги его противно дрожали, – в какой-то момент Фаттаху показалось, что губернатор сейчас начнет пересказывать Цою их разговор.

– Господи, если это все правда, – сказал губернатор, – я… я и не мог представить, что Костя… Никто, никто не любил меня, кроме Стасика! Вот… это же его блейзер. Он сам сшил…

Рука губернатора легла молодому менеджеру на плечи. Глаза Алексея Геннадьича глядели прямо на Фаттаха. Он был так близко, что слегка близорукий Фаттах отчетливо видел желтые складки жира на шее и перхоть в волосах. Изо рта губернатора неприятно пахло.

– Все меня обманывали, – сказал губернатор, – все, кроме Стасика.

– Я вас не обману, – ответил Фаттах. – Честное слово.

Черный «Мерседес» Фаттаха уже отъехал от губернаторской резиденции на два километра, когда младший партнер Цоя вдруг резко побледнел и приказал охране:

– Останови!

Машина затормозила. Фаттах выскочил на обочину, и его долго, мучительно рвало сырой рыбой и рисом. В мерзлой колее отражались звезды и лицо самого Фаттаха – мужественное, молодое, белокурое. «Господи ты боже мой, – с отчетливой ясностью понял Фаттах, – если я хочу руководить этим холдингом, мне придется занять место Анастаса. Чертова баба!»

Денис приехал в Павлогорск к двенадцати. Город был на осадном положении. Милицейские посты начинались за тридцать километров от карьеров, в том месте, где с Московского шоссе был обозначен поворот на Павлогорск.

Автомобильный мост, поврежденный водой, был полностью восстановлен. Однако юридически он еще числился неисправным: перед мостом стоял бетонный надолб и пост со службой безопасности ГОКа. Служба безопасности осматривала машины и тут же на месте одобряла их проезд по мосту.

На железнодорожной платформе дежурили угрюмые парни в красных повязках, а площадь перед заводоуправлением была сплошь перекопана. В результате строительных работ к заводоуправлению вел длинный и узкий, как чулок, проезд, огороженный со всех сторон бетонными блоками и проволочными сетками с красными фонарями. Устье проезда запирал шлагбаум, и ехать по нему надо было метров двести.

Посередине проезд рассекала свежевыкопанная траншея со спешно наведенным мостом из досок. Траншея живо напомнила Денису ров, опоясывавший средневековый замок, а сам проезд мышеловку, – длинный и узкий проход между собственно воротами и двором замка, устроенный специально как ловушка для ворвавшихся внутрь врагов. Это было даже удивительно, как сходные по духу эпохи прибегали к сходным архитектурным решениям.

Во дворе трехэтажного здания заводоуправления стояли два автобуса с ахтарским СОБРом. Кто-то от нечего делать разложил костер; парень в камуфляже играл на гитаре, в воздухе разносился упоительный аромат свежего шашлыка, а над костром и над спящим городом плыла желтая и равнодушная к людям луна.

Одна из фигур, скорчившихся у костра, поднялась навстречу подъехавшему «Лендкрузеру». Денис признал Гришу Епишкина, – Ахрозов до сих пор лечился в Москве, и обязанности его исполнял Гриша. В горном деле Гриша не смыслил ни уха, ни рыла, но сейчас для ГОКа наглость была важней профессионализма. Они дружески обнялись. Гриша был абсолютно трезв, и это радовало.

– Вот, готовимся, – сказал Гриша. – Траншею видел?

– Видел, – кивнул Денис.

Он не стал говорить Грише, что полгода назад на Барбалыкском разрезе против Цоя тоже выкопали траншею. И расставили вокруг водометы. Альбинос форсировал траншею на танке.

– А где Настя?

– В Черловске, – сказал Гриша, – неспокойно тут. Вон, вчера автобусы приезжали. С демонстрацией против грабительской политики владельцев Павлогорки.

– И что с автобусами?

– А там с мостом какие-то проблемы были, – зевнул Гриша. – Не пустили автобусы на мост, сказали, что обвалится. Ну, они потоптались-потоптались, и уехали.

К беседующим подошли двое: новый начальник Павлогорского УВД полковник Тарасов и Миша Кирилльев, глава ахтарского ЧОПа, только что подписавшего с ГОКом договор на охрану помещений.

– Ну что, пошли держать военный совет? – сказал Денис.

– А завтра?

– Я в семь утра уезжаю в Черловск, – объяснил Денис, – там в одиннадцать совещание у губернатора.

Когда Настя выскочила из казино, было уже двенадцать ночи. Предзимний город быстро опустел; снега еще не было, но лужи на мостовой блестели толстым матовым льдом, и в этом льду отражались уличные фонари и блестящие вывески, уходящие вдаль одного из центральных проспектов Черловска.

Машины у Насти не было. Вдоль широкого, полукругом устроенного троттуара, стояли несколько замерзших автомобилей, и Настя мельком заметила черную «Чайку» и джип сопровождения, – видимо, это были машины Цоя. Настя углядела, что у «Чайки» слегка поцарапана скула и попыталась себе представить, что случилось с водителем, который Цоя поцарапал.

– Такси? – предупредительно сказал портье.

Настя кивнула. Тут же портье взмахнул рукой, и откуда-то из-за недвижных рядов машин выкатился «Москвич» с яркими фарами и зеленой шашечкой.

Настя, ежась, поскорее нырнула в теплое нутро машины.

– В Снежки, – сказала Настя, – сто рублей.

– Идет, – сказал водитель.

На заднем сиденье пахло бензином, «Москвич» дребезжал и подскальзывал на поворотах, и убаюканная Настя не сразу заметила, что они пропустили нужный поворот с проспекта.

– Эй, нам на Каланчевскую! – сказала Настя.

– Точно, – отозвался водитель, – перепутал. Ничего, сейчас выскочим дворами.

Машина тут же свернула влево, потом еще раз влево.

– Здесь направо, – сказала Настя.

Водитель повернул влево.

– Да направо же!

Водитель сосредоточенно крутил баранку.

– Эй, вы куда!

«Москвич», набирая скорость, заскочил во двор, потом в другой. Через мгновение его вынесло к заднему ходу казино. Машина резко затормозила. Настя увидела у заднего входа две черные машины, «Чайку» и джип, – почему-то за эти две минуты они оказались уже позади ресторана. У обеих машин сияли фары. Возле джипа стояло пять или шесть человек.

– Помогите! – закричала Настя.

Сильные руки рванули дверцу «Москвича», Настю выволокли из машины и забросили в джип. Настя вцепилась в чью-то кожаную перчатку, – ее бросили лицом вниз о кожаное сиденье, встряхнули пару раз и ткнули лицом в душистое, пахнущее дорогим одеколоном и свежей кожей сиденье:

– Сиди тихо, шалава!

Настя начала орать.

Спустя двадцать минут растрепанную и насмерть перепуганную Настю втолкнули в гостиничный номер. Ей дали такого пинка, что он растянулась на затянутом ковролином полу, и тут же дверь за Настей захлопнулась.