– Я не успею, – сказал Ахрозов.

– Задержи взлет.

– Я на одном самолете с Черягой не полечу.

– Так, – в голосе Извольского звенело с трудом контролируемое бешенство, – ты сейчас позвонишь и задержишь взлет.

А через полчаса ты будешь в воздухе с Черягой. Мне ваша психбольница нужна завтра утром. В полном составе.

Настроение у Сергея Ахрозова было поганым еще задолго до того, как их самолет приземлился в Москве, но сразу после посадки оно испортилось окончательно, как портится заглохший движок пробегавшего двадцать лет «Запорожца».

Во-первых, во время полета Настя ушла в тот салон, где сидел Черяга, и так как Ахрозову меньше всего хотелось видеть Черягу, то ему пришлось остаться и без Насти.

Во-вторых, в Москве слишком поздно узнали, что Ахрозов тоже прилетает, и на летном поле оказалась всего одна машина, заказанная для Черяги. Как выяснилось впоследствии, московский офис, узнав о приезде Ахрозова, искренне пытался пробить пропуск на поле еще для одной машины, но Москва – это вам не Ахтарск, там машины на поле пускали с таким скрипом, что секретарша физически не успела до отведенного срока.

В результате Черягу на летном поле ждал черный «Мерс», а к Ахрозову подвалил желтенький микроавтобус, в котором обыкновенно развозят VIP-пассажиров.

– Да садись в мою, – равнодушно сказал Черяга, и слово «моя» окончательно взбеленило Ахрозова. Он отвернулся от Дениса и полез вместе с какими-то попутными шавками в желтенький рафик.

Настя поехала с Денисом.

Денис отправился в загородную гостиницу АМК, а Ахрозов, из какого-то упрямства, велел везти себя в свою арбатскую квартиру, шикарную, купленную два года назад банком. В квартире стоял густой нежилой запах, и охранник Ахрозова долго щелкал ключами, пока наконец открыл замки.

Ахрозов позвонил на сотовый телефон Извольского, но тот был выключен. Ахрозов перезвонил на другой телефон, трубку взял охранник и сообщил, что Вячеслав Аркадьич сейчас на встрече и позвонит ему сам.

Ахрозов свистнул охранника и вышел на Арбат.

Арбат жил своей обычной жизнью – равнодушной, пестрой и сытой, мимо Ахрозова катились довольные стайки мальчишек и девочки в красных брючках и черных курточках, под полотняным зонтиком выстроились куклы Горбачева и Путина, с которыми можно было фотографироваться, и где-то у изножья магазина играл оборванный скрипач.

Молодые девочки оглядывались на Ахрозова и видели пожилого, растерянного провинциала с желтыми кругами под глазами и в помятом старом пиджаке. Если бы кто-нибудь сказал им, что зарплата этого человека составляет три миллиона долларов в год и что час назад его привезли в Москву на чартерном самолете, они бы захихикали и сказали: «не верю».

Именно за это ненавидел Ахрозов Москву: за анонимность. Здесь любой хлыщ, нацепив костюм от Армани, удостаивался более внимательных взглядов, нежели он, Сергей Ахрозов.

Ахрозов давно не ел, а в самолете высосал три банки пива, и его мутило от голода, а пуще – от тоски. Москвы он практически не знал, а последние полгода, бывая в ней, ездил только по одному маршруту: офис АМК – загородная гостиница – «Кремлевская», где иногда назначались важные встречи и где всегда можно было найти девок и рулетку.

Ахрозов отдал распоряжение и свернул в переулок, куда через минуту подкатила его машина.

– В «Кремлевскую», – сказал Ахрозов.

В «Кремлевской» Ахрозов прошел в ресторан. На втором этаже было прохладно и еще пустынно, и Ахрозов спросил себе салат и бутылку водки. Ему принесли какую-то барнаульскую водку за сорок долларов. Пить было не с кем, и Ахрозов усадил напротив себя охранника.

– Я не пью, – пискнул тот, глядя, как босс наливает ему полный стакан.

– За твое здоровье, – отозвался Ахрозов, и охранник не посмел ослушаться.

Охранника Ахрозов споил необыкновенно быстро. Видимо, тот действительно никогда не пил и всячески укреплял организм здоровым образом жизни, потому что уже после первого стакана его повело, а третий охранник закончил под лавкой.

Ахрозов съел салат и выпил бутылку, а потом съел еще один салат и выпил еше одну бутылку. Он с необыкновенной ясностью сознавал, что положение его безнадежно. Он схлестнулся с Черягой, и Извольский, конечно, не допустит, чтобы два его высших менеджера цапались между собой, как два кобеля из-за суки.

Кого-то выгонят, и что выгонят Ахрозова, ясно заранее. Во-первых, кто он и кто Черяга? Черяга – это всем известно – доверенный человек Извольского, его личный шпион, конфидент и, возможно, палач. Черяга доказал свою верность Извольскому, когда Сляб лежал назвничь на больничной койке, и когда Денису надо было только шевельнуть пальцем, чтобы Сляб отправился на тот свет, а АМК со всеми потрохами отошел Денису. Извольский доверяет Черяге абсолютно во всем, и кто знает? Если Горного все- таки стрельнул Черяга, то без одобрения Извольского он точно бы это не сделал.

А что Ахрозов? Ахрозов работает на Сляба едва шесть месяцев, и за это время он успел поссорить Сляба с половиной области и выбить зубы Мансуру. Анастас говорил правду. Его бы выкинули давно, если б не драка. Использовали бы для разгребания грязи и выкинули. Как это сделали еще до Извольского оренбургский губернатор и московский банкир.

Ахрозов пил и косился направо, в идеально полированную поверхность мраморной колонны, и зеркало сбоку, в котором отражался он сам – помятый, грузный, с рожками волос, обрамляющих лысину. Даже смешно было думать, что Настя предпочтет его Черяге. Интересно, сколько времени в неделю этот тип проводит на тренажерах?

Охранник Ахрозова мок под лавкой, и Сергей пересел за соседний столик. Настроение у Сергея было чудовищным. Он выпил еще стакан и съел еще дюжину устриц, но водка его не брала.

Ахрозов подозвал официанта, внимательно посмотрел на него и сказал:

– Слушай, тут был этот… Кислый. У него трубка не отвечает. Мне герыч нужен, срочно.

Официант обозрел помятую фигуру в несвежей рубашке, решил, что перед ним не то упившийся чиновник, не то милицейская утка, и ответил:

– Какой Кислый? Гражданин, вы кто такой?

Ахрозов поднял глаза, и официант осекся. С простонародного хохлацкого лица на официанта в упор смотрели два зрачка, как два ствола, и были эти зрачки темны и страшны, как расчехленный ствол корабельной пушки. Это были глаза человека, привыкшего ломать людей о колено и распоряжаться миллионами, и официант мгновенно забыл о потрепанной одежде и свалявшихся волосах.

– Минуточку, – сказал официант и отошел прочь.

Ахрозов остался наедине с водкой и устрицами.

Было безусловной ошибкой приезжать в «Кремлевскую». Это гнездо Бельского, а Бельский – партнер покойника Горного. Но с другой стороны, кому какое дело? Ни одна собака, кроме самого Бельского, Ахрозова здесь не знает, а Степан, если правда то, что говорят о нем и сестренке Извольского, за границей. Не то во Франции, не то в Англии, где у него роскошный дом на Кенсингтон-авеню и старинное поместье где-то в Гемпшире: говорят, поместье продавалось не иначе как с баронским титулом, так что Степа Бельский, выходец с очаковских окраин, сын безвременно погибшего от пьянства сварщика и Зины, мастера-штукатура третьего разряда, у нас теперь аглицкий барон…

Сергей пил и глядел на свое отражение в зеркале, и когда он поднял голову очередной раз, он увидел, что рядом с ним отражается еще один человек, с узко посаженными глазами хищника и бледным, изрытым шрамами лицом.

– Привет, – сказал человек.

Сергей поглядел на него внимательно.

– Я уже пьяный или это ты, Степа?

– Ты пьян, но это я, – отозвался Бельский.

– Я думал, ты за границей, – сказал Ахрозов.