перехватило дыхание, и он еле справился с собой. Что это? Прекрасные волосы? Или ее дивные огромные карие глаза, ясные и влажные, как у лани? Или высокие скулы и нежная матовая кожа на щеках, сквозь которую просвечивает румянец? А может, точеный носик и пухлые губы, с которых, казалось, в любую секунду готов сорваться звонкий смех? Похоже, он слишком устал и очерствел, и сейчас его просто радует вид хорошенькой смышленой девушки. Он не стал копаться в своих ощущениях, лишь отметил про себя, что девушка удивительным образом напоминает ему Кэрин, его обожаемую жену, чья жизнь понадобилась тому, кто сидел сейчас подле и грелся вместе с ним у костра в одной из корсиканских пещер.

– Ну и как вы справлялись с государственной программой? – спросил Брэй девушку, отогнав тяжелые мысли.

– Вполне. Я закончила среднюю школу, или колледж, в Бонифацио, а в остальном мне помогли. Нас субсидировали.

– Я не понимаю… – сознался Брэй.

– Я выпускница университета в Болонье, синьор. И я – коммунистка. Я говорю это с гордостью.

– Браво!.. – тихо вставил Талейников.

– Однажды все в Италии пойдет по-другому! И это сделаем мы, правые! Мы покончим с хаосом и с их христианской тупостью!..

– О, в этом я не сомневаюсь, я просто уверен!.. – опять перебил девушку русский.

– Но никогда мы не сделаем так, как московские марионетки, точнее, мы никогда не станем ими! Мы не слушаем этих грубых медведей, которые могут увести нас в сторону, извратить наше дело и ввергнуть нас в фашистский режим, который они насаждают по всему миру. Никогда!

– Браво! – На сей раз это сказал Брэй.

Беседа шла не слишком непринужденно, девушка, хотя и разговорилась, однако с неохотой отвечала на прямые вопросы. О себе она сообщила еще, что зовут ее Антония и что она приехала из Болоньи, чтобы побыть немного с бабушкой. Впрочем, это она сказала в ответ на вопрос Талейникова о том, почему она, активистка движения, покинула вдруг Болонью.

– Расскажите нам о своей бабушке, – попросил Скофилд.

– Она сама расскажет вам то, что пожелает. Мне же было велено не сообщать более того, что я вам сказала.

– Шлюха с виллы Матарезе… – повторил почти про себя Брэй.

– Я бы так ее не называла. И никогда не употребила бы это прозвище. Пошли, нам еще два часа ходу!

Они поднялись почти на самую вершину горы. Внизу теперь лежала прекрасная долина, которая стала отчетливо видна в словно разгоравшемся лунном свете. Доносился шум беспечного потока, сбегавшего по камням вниз и струившегося в двух шагах от маленького домика.

– А здесь красиво! – заметил Василий.

– Это единственный мир, который ей известен на протяжении более полувека.

– Вы тоже выросли тут? – спросил Скофилд. – Здесь ваш дом?

– Нет, – ответила Антония. – Пошли, и вы увидите ее. Она ждет вас.

– В такой поздний час? – удивился Талейников.

– Для нее не существует ни ночи, ни дня. Она просила привести вас к ней, как только мы придем. Вот мы и пришли.

Да, для женщины, сидевшей в задумчивости у пылавшего очага, не существовало ни дня, ни ночи – она была слепая. На изборожденном морщинами некогда прекрасном лице сохранились следы былой красоты, только нос слегка заострился. Заслышав вошедших, она повернулась на звук.

Женщина заговорила первая, попросив и Скофилда и Талейникова объяснить, почему их интересует Гильом де Матарезе. Голос у нее был тихий, слабый, почти переходящий в шепот. Собеседнику приходилось следить за ее губами, тонкими и выцветшими. В тихом голосе ее не слышалось особой уверенности, но он был все же ровным. Казалось, женщина не волнуется, не колеблется и не боится. Мужчины отвечали, причем первым говорил Василий, распространяясь о своих штудиях из корсиканской истории. Скофилд, получивший возможность продолжать, развил легенду до совершенства: их ученый интерес и беспокойство о малоизученных вопросах истории должны были убедить и тронуть старуху. Оба лгали профессионально, легко и почти вдохновенно, стараясь единственно не переборщить. Пока лились их гладкие речи, женщина сидела молча, кивала и время от времени отбрасывала пряди седых волос, которые падали ей на лицо. Наконец она заговорила:

– Вы оба лжете. Второй джентльмен наименее убедителен. Он старался засыпать меня фактами, которые легко узнает любой мальчишка с холмов вокруг Порто-Веккьо.

– В Порто-Веккьо – возможно, – запротестовал Скофилд, – но не в Милане.

– Да, конечно. Я понимаю, что вы хотите сказать, но в таком случае позвольте заметить, что вы оба не из Милана.

– Это действительно так, – прервал ее Талейников. – Мы ведь только работаем в Милане, а на самом деле я, например, родился в Польше, в Северной Польше. Я уверен, вы отметили мой выговор…

– Ничего такого я не отметила, кроме того, что вы оба лжете. Однако пусть вас это не беспокоит, это не имеет значения.

Талейников и Скофилд молча переглянулись, а затем взглянули на Антонию, которая свернулась калачиком на подушке у окна.

– Что не имеет значения? – спросил Скофилд. – Мы заинтересованы в полной ясности, поэтому нам бы хотелось, чтобы вы выражались точнее.

– Хорошо, – ответила слепая женщина. – Ваша ложь отличается от лжи тех, кто стремится обезопасить себя. Похоже, вы сами опасные люди, но уж никак не те, кто дрожит за собственную шкуру и думает только о выгоде. Вы ищете следы падроне не для своих личных интересов.

Скофилд не смог удержаться и подался вперед, спросив:

– Откуда вам это известно?

Лицо женщины было повернуто к нему, и впечатление возникало ужасное: трудно было поверить, что она не видит его.

– Это звучит в ваших голосах, – ответила она, – вы обеспокоены, и даже очень.

– А что, для этого все же есть основания? – спросил Талейников.

– А вот это уже зависит от того, во что вы верите, не так ли?

– Мы уверены, что произошли очень страшные вещи, – произнес Брэй, – но мы очень мало знаем об этом. Вот та правда, которую я могу вам поведать.

– Так что же вы все-таки знаете, синьоры?

Вновь Талейников и Скофилд посмотрели друг на друга, и русский кивнул первым. Брэй заговорил, обращаясь к Антонии, а не к старой женщине, так как понимал, что девушка изучает их.

– Прежде чем мы ответим вам, я думаю, будет лучше, если ваша внучка оставит нас одних.

– Нет! – закричала девушка так резко, что собака подняла голову.

– Послушайте меня, – продолжал Скофилд, – есть одно дело, что привело нас сюда, двух иностранцев, в дом вашей бабушки, которая сама захотела с нами встретиться. Есть и кое-что другое, что связывает нас с ним… Мой приятель и я… у нас есть опыт… поверьте, это ради вашего же блага.

– Оставь нас, Антония. – Слепая женщина повернулась на стуле. – Мне нечего бояться этих людей, а ты, наверное, устала. Отдохни там.

– Хорошо, – согласилась девушка, вставая, – но собака останется здесь. – Внезапно она выхватила ружье из-под сиденья и направила на гостей. – Вы оба вооружены. Оставьте свое оружие, положите его прямо перед собой на пол. Я думаю, что вряд ли вы захотите уйти отсюда без него.

– Но это же по крайней мере смешно! – проговорил Брэй, глядя, как собака укладывается у их ног.

– Делай так, как тебе предлагает эта дама, – тихо сказал ему Талейников, опустив свой пистолет на пол.

Скофилд молча достал «магнум-4» и положил его рядом. Девушка нагнулась, взяла пистолеты, не выпуская из рук своего ружья, и сказала:

– Когда вы закончите, то позовете меня в открытую дверь. Я же позову собаку, но если она не выйдет ко мне, то вы больше не увидите своего оружия, если только не считать последнего раза, когда вам