В 7.42 утра по вашингтонскому времени Уэсли Соренсон вошел в свой кабинет в отделе консульских операций; кроме него, там была только секретарша.

– Все сообщения, поступившие за ночь, у вас на столе, сэр, – сказала она.

– Спасибо, Джинни. Надеюсь, ты записываешь себе сверхурочные. Никто не приходит сюда раньше половины девятого.

– Когда у меня болеют дети, вы относитесь к этому с пониманием, так что не думайте об этом, господин директор. К тому же я успеваю все разложить до появления ваших подчиненных.

«Они просачиваются сюда под самым разным видом – вам этого и не угадать», – подумал Соренсон. В четыре часа он был на авиабазе «Эндрюс» и сам пересадил двух неонацистов из парижского самолета в принадлежащий морской пехоте фургон, который отвезет их на конспиративную квартиру в Вирджинии. Несмотря на крайнюю усталость, шеф отдела консульских операций решил отправиться туда вскоре после полудня и лично допросить пленных – этим искусством он прекрасно владел.

– Есть что-нибудь срочное? – спросил он секретаршу.

– Все срочное.

– Значит, все по-прежнему.

Войдя в кабинет, Соренсон сел за стол, на котором лежали папки с наклейками: Народная Республика Китай, Тайвань, Филиппины, Ближний Восток, Греция, Балканы и, наконец, – Германия и Франция.

Он раскрыл папку с надписью «Париж». Сообщения оказались неожиданными, как взрыв бомбы. На основании отчетов полиции описывалось нападение на квартиру полковника Витковски, но не было даже упомянуто о том, что полковник отправил двух пленников на военном самолете в Вашингтон. Говорилось также о сгоревшей штаб-квартире неонацистов в комплексе складов «Авиньон». Судя по всему, это были убийцы, но все они исчезли. Последней лежала зашифрованная телеграмма от Витковски, раскодированная в отделе Соренсона. Это было как извержение вулкана: «Герхард Крёгер в Париже. Охотится за Гарри Лэтемом. Объект предупрежден».

Герхард Крёгер – хирург, таинственный человек и ключ ко многому. Никто, кроме американской разведки, ничего не знал о нем. «В известном смысле, – подумал Соренсон, – это плохо. Следовало бы поделиться своими знаниями с французами и с англичанами, но ЦРУ – и это мнение разделяет Нокс Тэлбот – не доверяет им».

В 8.00 зазвонил телефон.

– На проводе Париж, – сказала секретарша. – Мистер Моро из Второго бюро.

Соренсон тихо охнул и побледнел. Связь с Моро прекращена: он под подозрением. Шеф отдела консульских операций глубоко вздохнул, взял трубку и заговорил, тщательно обдумывая слова:

– Привет, Клод, рад тебя слышать, дружище.

– Судя по всему, Уэсли, мне от тебя звонка не дождаться.

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Да как же: за последние тридцать шесть часов произошло многое, касающееся нас обоих, но ни одно сообщение не поступило в мою контору. Разве это сотрудничество?

– Я… я не знаю, Клод.

– Конечно, знаешь. Меня систематически оттесняют от участия в операции. Почему?

– Не знаю, поскольку операцию провожу не я.

– Не надо, Уэсли. На оперативной работе ты прекрасно умел лгать, но не лги тому, кто занимался этим вместе с тобой. Мы же помним, как это делается. Кто-то от кого-то что-то услышал, и устрица разбухает, выдавая фальшивый жемчуг. Но об этом мы еще поговорим. Раз уж ты по-прежнему в деле, у меня, кажется, есть для тебя пешка.

– А именно?

– Кто такой Герхард Крёгер?

– Кто-кто?

– Ты же наверняка уже слышал это имя. Крёгер-врач.

О Крёгере Второму бюро не сообщали, ибо Моро вывели из игры. Он что, прощупывает?

– Сомневаюсь, что слышал это имя, Клод. Герхард… Крёгер – так?

– Вот это уже просто оскорбительно, но я прошу тебя, ибо моя информация слишком важна. Крёгер шел за мной, остановил меня во время вечерней прогулки и дал понять мне, что если не наведу его на Гарри Лэтема, то я мертвец.

– Что-то странно! С чего бы ему обращаться к тебе?

– Я задал ему тот же вопрос и услышал то, чего и ожидал. У меня есть люди в Германии, как и во многих странах. Год назад мне пришлось спасать одного из них, которого захватили бритоголовые в Мангейме. Я вытащил его примерно за шесть тысяч американских долларов – по-моему, дешево. Но так они узнали о существования Второго бюро и о том, что сделка не могла состояться без моего ведома.

– Но ты никогда раньше не слышал о Герхарде Крёгере?

– До прошлого вечера – нет, я же тебе сказал. Я вернулся к себе в контору и просмотрел наш архив за последние пять лет – ничего. Кстати, он остановился в отеле «Лютеция», номер восемьсот, и ждет моего звонка.

– Ради всего святого, бери его!

– О, он не удерет, Уэсли, будь уверен. Но почему бы нам немножко с ним не поиграть? Он, конечно, работает не один, а мы ищем более крупную рыбу.

Соренсон испытал огромное облегчение. Клод Моро чист! Он никогда не сдал бы Герхарда Крёгера, не назвал бы отеля и номера, если бы работал на Братство.

– Может, тебе станет легче, когда ты узнаешь, что и я на некоторое время был отстранен от операции, – сказал Соренсон. – Думаешь, почему? Потому что мы вместе работали, в частности в Стамбуле, где ты спас мою задницу.

– Ты сделал бы для меня то же самое.

– Именно так я и сказал Управлению и повторю снова.

– Минуточку, Уэсли, – сказал Моро. – Кстати о Стамбуле: помнишь, однажды аппаратчики КГБ решили, что ты – двойник, информирующий их начальство в Москве?

– Еще бы! Они жили как паши, владеющие несметными богатствами, и до смерти тогда перепугались.

– И стали откровенничать с тобой, да?

– Да, несли всякую чушь, чтобы оправдать свой образ жизни. Это была, как правило, чепуха, но не все.

– Тем не менее они доверились тебе, да?

– Да.

– Тогда пусть все остается как есть. Я – вне операции, ибо мне не доверяют. Возможно, мне удастся поиграть с доктором Крёгером и кое-что разузнать.

– Значит, тебе что-то для этого нужно?

– «Всякая чушь», как ты только что сказал. Ничего определенного, но что-нибудь более или менее правдоподобное.

– Например?

– Где Гарри Лэтем?