– Трое неизвестных – всего лишь арендаторы, агенты их в Швейцарии, и у них ничего не узнаешь. Так обычно поступают очень богатые люди, которые не хотят платить налоги на добавочную прибыль.

– Ну так назовите хоть шесть фамилий.

– Максимилиан фон Лёвенштейн – у него самое большое…

– Его отец-генерал был казнен эсэсовцами за покушение на Гитлера. Следующий?

– Альберт Рихтер, когда-то – плейбой, а сейчас серьезный политик.

– Он по-прежнему дилетант, у него собственность в Монако. Семья собиралась лишить его всего, если он не изменит образа жизни. Позер. Следующий?

– Гюнтер Ягер – лютеранский священник.

– Этого я не знаю; не вызывает никаких ассоциаций. Следующий?

– Монсеньор Генрих Пальтц – священник.

– Известный правый католик, прикрывающий свои антипатии ханжеской болтовней. Следующий?

– Фридрих фон Шелль, видимо, третий богач. У него имение больше…

– Ловкач, – прервал его Моро, – и весьма жестокий, когда дело касается профсоюзов. Пруссак девятнадцатого века в костюмах от Армани. Следующий?

– Аксель Шмидт – выступает очень резко; инженер, специалист по электронике, заработавший миллионы на экспорте аппаратуры, неизменно в оппозиции к правительству.

– Сущая свинья – переходил из компании в компанию, каждую обкрадывал, а завладев кучей технических секретов, основал собственную.

– Вот и все, что у меня есть, Клод. За это едва ли стоит рисковать жизнью.

– А кто швейцарские агенты, через которых оформляется аренда?

– Все делается через компанию по недвижимости здесь, в Бонне. Приезжает человек с сотней тысяч немецких марок, что указывает на серьезность намерений, компания переводит деньги в банк в Цюрихе вместе с данными о предполагаемом арендаторе. Если деньги возвращаются, значит, сделка не состоится. Если же нет, кто-то едет в Цюрих.

– А телефонные и хозяйственные счета? Надеюсь, вы заглянули в счета трех неизвестных нам лиц?

– Они отсылаются управляющим: двое посылают их в Штутгарт, один – в Мюнхен, все закодировано, никаких имен.

– Но в бундестаге, разумеется, есть список адресов.

– Местонахождение частных резиденций, как и правительственных, держится в тайне – так везде. Могу попытаться выяснить, но дело опасное: меня могут поймать. А я, признаюсь, не выношу боли, мне нестерпима даже мысль о ней.

– Значит, у вас нет адресов?

– Вот тут, боюсь, я подвел вас. Я могу описать дома, но номера с них сняты, ворота заперты и вдоль заборов и снаружи ходят охранники с собаками. Никаких почтовых ящиков, конечно, нет.

– Значит, это один из троих, – тихо сказал Моро.

– О ком вы? – спросил некто из Бонна.

– О лидере «небольшого кружка»… Поставьте ваших людей на дорогах, ведущих к этим трем домам; и прикажите записывать номера машин, въезжавших в ворота. Затем сверьте их с номерами из бундестага.

– Дорогой Клод, кажется, вы не поняли меня. Эти имена охраняются изнутри и снаружи, на участках установлены десятки камер. Если я и смогу нанять нужных людей, что весьма сомнительно, и их поймают, след приведет ко мне, а я вам уже говорил, что не выношу боли.

– Удивительно, как вы вскарабкались на такой пост.

– Я живу на широкую ногу, средства позволяют мне общаться с сильными мира сего, а главное, я стараюсь не засветиться. Ответил я на ваш вопрос?

– Да поможет вам бог, если вас когда-нибудь поймают.

– Нет, Клод, да поможет бог вам.

– Не хочу это обсуждать.

– А мой гонорар?

– Когда поступит мой, вы получите свой.

– На чьей вы все-таки стороне, мой старый друг?

– Ни на чьей, только на своей.

Моро повесил трубку и просмотрел записи. Три имени он обвел кружком: Альберт Рихтер, Фридрих фон Шелль и Аксель Шмидт. Один из них, вероятно, и есть тот лидер, которого он ищет, но у каждого есть основания и необходимые средства, чтобы окружить себя последователями. Так или иначе, эти имена дают необходимую пищу для размышлений. Моро увидел, что на третьей линии горит голубой огонек – значит, устройство, исключающее прослушивание, все еще включено. Моро снял трубку и набрал номер в Женеве.

– L’Universite de Geneve,[81] – услышал он голос телефонистки.

– Профессора Андрэ Бенуа, пожалуйста.

– Алло? – ответил самый известный в университете ученый-политолог.

– Это ваше доверенное лицо из Парижа. Мы можем поговорить?

– Одну минуту. – В трубке на несколько секунд не было никаких звуков. – Теперь можем, – сказал профессор Бенуа. – Вы, несомненно, звоните по поводу возникших в Париже проблем. Скажу вам, что ничего не знаю. Никто не знает! Можете нас просветить?

– Не понимаю, о чем вы.

– Где же вы были?

– В Монте-Карло, с актером и его женой. Я только сегодня утром вернулся.

– Значит, вы ничего не слышали? – удивленно спросил профессор.

– О том, что на американца Лэтема напали в загородном ресторане и убили его? Это, вероятно, сделали ваши психопаты из группы ликвидаторов? Совершенно идиотская акция!

– Не в этом дело. Парижский Ноль-Один исчез, а сегодня рано утром полиция сообщила о нападении на рю Диан…

– На квартиру Витковски? – прервал его Моро. – Этой информации я не видел.

– Никто не подозревает, что мне это известно. Вся группа ликвидаторов тоже исчезла.

– Я понятия не имел, где они окопались…

– Мы этого тоже не знали, но они исчезли!

– Затрудняюсь что-либо сказать.

– Говорить незачем, но включитесь и выясните, что произошло! – потребовал профессор.

– Боюсь, у меня новости похуже – для вас и для Бонна, – сказал, помедлив, шеф Второго бюро.

– В чем дело?

– Мой агент в Германии сообщил мне имена людей, которые каждый вторник по вечерам встречаются в домах на берегу Рейна.

– О господи! Кого же он назвал?

Клод Моро перечислил, медленно выговаривая каждую фамилию.

– Скажите им, чтобы соблюдали крайнюю осторожность, – добавил он. – Они все на крючке у разведки.

– Я ни одного из них лично не знаю! – воскликнул женевский профессор. – Мне известны лишь их репутации…

– Вам незачем их знать, герр профессор. Выполняйте, как и я, приказ.

– Да, но… но…

– Люди ученые не слишком компетентны в практических делах. Просто передайте эту информацию нашим коллегам в Бонне.

– Да… да, конечно, Париж. О боже!

Моро повесил трубку и откинулся в кресле. Везет ему… везет. Может, и не в самом хорошем деле, но больше, чем другим. Даже проиграв, он всегда сможет уехать с женой из Франции и припеваючи жить в отставке. Но, если не повезет, его могут и расстрелять. C’est la vie.[82]