– А что, если они придумали что-то простое, скажем, пусковые ракетные установки типа «базуки» с канистрами?

– Мы об этом сразу подумали, но их бы потребовалось несколько сотен и расположены они должны быть с полной линией обзора. А в лесу вокруг воды и двадцати шагов не сделаешь, чтоб не наткнуться на солдата. И десяток, а уж сотни-то точно, ракетных установок тут же бы обнаружили.

– А вдруг это розыгрыш? – спросил Дру.

– Розыгрыш кого? Мы оба видели пленку. Фюрер Гюнтер Ягер обращался не к нам, не нам угрожал, он выступал перед преданными сторонниками, перед одними из самых богатых людей в Европе и Америке. Нет, он верил, что все у него получится. Так что нам надо думать и думать. Может, лондонские аналитики что- нибудь найдут с божьей помощью. Кстати, вы правильно сделали, что послали эти материалы британцам.

– Странно это слышать от вас.

– Ничего странного. Во-первых, они классные профессионалы, а во-вторых, и это очень важно, Великобритания не испытала оккупации. Уверен, большинства из тех, кто сейчас читает эти материалы, во время войны скорее всего не было на свете, шрамы же оккупации остаются в душе народа. Французы никогда не смогут быть полностью объективны.

– Откровенное признание.

– Это правда, как мне представляется.

Они приземлились в 6.47 утра на частном аэродроме в Бовэ, залитом ослепительным утренним солнцем. Когда члены группы Н-2 высадились, их тут же отвели в комнату для отдыха, где ждала чистая и сухая легкая рабочая одежда. Мужчины быстро переоделись, Карин задержалась. Когда она вышла из туалета в голубом военном комбинезоне, Дру заметил:

– Ты выглядишь лучше, чем должна бы. Только завяжи или заколи волосы и спрячь под берет.

– Так будет неудобно.

– Как и пуля. Если кто-то из германского отряда у дома Ягера на его стороне, то прикажут убрать женщину. Пошли. У нас осталось всего семнадцать часов. За сколько мы доберемся до… как это называется, Жак?

– Водонапорный комплекс у резервуара, – ответил агент Второго бюро, когда они шли к ожидавшей их на стоянке машине. – Отсюда восемнадцать километров – двенадцать миль по-американски, – так что ехать не больше десяти минут. Водитель – Франсуа, помните Франсуа?

– Из луна-парка? Который отправил домой своих ревущих дочерей?

– Он самый.

– Мое кровяное давление хорошо его помнит, особенно когда он взлетал на тротуары.

– За рулем он мастер.

– Можно сказать, «маньяк».

– Директор послал несколько сот снимков с воздуха, чтобы вы взглянули, вдруг заметите то, что мы упустили.

– Маловероятно. Когда я учился в университете, получил права пилота – учебные – и налетал часов тридцать, но без радио никогда не мог найти обратный путь в аэропорт. Все внизу казалось одинаковым.

– Могу посочувствовать. Я два года был пилотом в Arme de l’air, и мне тоже все казалось одинаковым.

– Серьезно? В ВВС Франции?

– Да, но я не особенно любил высоту, так что подал в отставку и стал изучать языки. Загадка военного пилота, владеющего несколькими языками, еще существует. Второе бюро обратило на меня внимание.

Они подошли к автомобилю Второго бюро, это была та же неприметная машина с двигателем, предназначенным для «Леманс» или «Дайтоны», Лэтем ее хорошо помнил. Франсуа с энтузиазмом их поприветствовал.

– Дочери простили вас? – спросил Дру.

– Нет! – воскликнул он. – Парк де-Жуа закрыли, так они меня в этом обвиняют.

– Может, кто-нибудь его купит и он откроется. Поехали, дружище, мы торопимся.

Группа Н-2 забралась в салон, и Франсуа тронулся – буквально, можно сказать, судя по лицам Карин и двух командос на заднем сиденье. Де Фрис сидела с широко раскрытыми глазами, а лица двух ветеранов «Бури в пустыне», работавших в тылу врага, белели от страха, когда Франсуа со скрежетом заносило на поворотах и он вдавливал педаль газа в пол на прямой дороге, пока на спидометре не появлялась цифра больше ста пятидесяти километров в час.

– Он ненормальный! – сказал капитан Диец. – Это что, гонка самоубийц? Если так, я вылезаю.

– Не волнуйтесь! – повернув к ним голову, крикнул Дру, стараясь, чтобы его расслышали за ревом двигателя. – Он был гонщиком, прежде чем пришел во Второе бюро.

– Его надо было отдать под суд за нарушение правил уличного движения! – крикнул лейтенант Энтони. – Он сумасшедший?

– Он отлично водит, – ответил Лэтем. – Смотрите.

– Я воздержусь, – пробормотала Карин.

Седан Второго бюро со скрежетом затормозил и вскоре застыл на стоянке у огромного кирпичного здания водопроводной станции резервуара в Бовэ. Когда отряд, пошатываясь, стал выбираться из машины, ее окружили два взвода французских солдат с оружием наготове.

– Постойте! – крикнул Жак Бержерон. – Мы из Второго бюро, вот мои документы.

Подошел офицер и стал рассматривать его значок и пластиковую карточку.

– Мы, конечно, знали, что это вы, мсье, – сказал он по-французски, – но не знаем ваших гостей.

– Они со мной, больше вам ничего знать и не надо.

– Естественно.

– Предупредите своего командира, скажите, со мной группа Н-2.

– Будет исполнено, сэр, – сказал офицер, снимая с пояса уоки-токи и сообщая по радио об их прибытии. – Проходите, сэр, начальник охраны вас ждет. Он просит поспешить.

– Спасибо.

Жак, Лэтем, Карин и двое командос прошли ко входу в водопроводную станцию. Четверо новичков были поражены увиденным внутри: нечто вроде недр древнего замка, лишенного всех украшений. Тут было темно и влажно от испарений, стены из очень старого кирпича подпирали высокий потолок, вдоль них шли две широкие каменные лестницы, окружавшие огромное открытое пространство до самого верха сооружения.

– Пошли, – сказал по-английски Жак Бержерон, – лифт по коридору направо.

Отряд двинулся за французом.

– Это сооружение построили, наверно, лет триста назад, – сказал лейтенант Энтони.

– С лифтом? – ухмыльнулся Диец.

– Лифт появился гораздо позже, – ответил Бержерон, – а ваш коллега прав. Этот завод с грубыми, но прочными трубами был построен в начале XVII века династией Бовэ, чтобы накапливать воду для орошения их полей и садов.

Огромный старый квадратный лифт походил на те, которые используются на складах и в грузохранилищах, где надо перевозить с этажа на этаж товары и тяжелое оборудование. Скрипя и скрежеща, он неуверенно полз вверх, пока наконец не довез их до верхнего этажа. Жак открывал тяжелую дверь с таким явным усилием, что капитан Диец помог ему ее толкнуть. Тут же показалась представительная фигура генерала во французской военной форме. Он быстро и напористо заговорил с офицером Второго бюро. Жак нахмурился, потом кивнул, пробормотал несколько слов по-французски и быстро ушел с офицером.

– О чем они говорили? – спросил Дру, поворачиваясь к Карин, когда они вчетвером вышли из лифта. – Как ни быстро тарахтели, но я все же уловил что-то об «ужасных новостях».

– Это и есть суть, – ответила де Фрис, покосившись на двух французов, удалявшихся в сумрак кирпичного коридора. – Генерал сказал, у него ужасные новости и ему надо поговорить с Жаком наедине.