В открытую дверь вбежали командос, следом за ними Витковски. Они резко остановились, глядя на представшую их взорам сцену перед сдвинутым в сторону ярко освещенным алтарем. Несколько минут единственными звуками были лишь шум дождя за дверью и тяжелое дыхание пяти членов группы Н- 2.

– Надо полагать, ты был вынужден это сделать, хлопчик, – наконец сказал полковник, глядя на тело Ягера и его размозженный лоб.

– Это не он, это я! – выкрикнула Карин.

– Виноват я, Стэнли, это из-за меня, – поправил ее Лэтем, удрученно глядя на ветерана Г-2, – смерть Гюнтера Ягера обернулась огромным поражением. – Я потерял самообладание, и он этим воспользовался: чуть не убил моим же оружием.

– Твоим оружием?

– Я им замахнулся на него. Не надо было, знаю.

– Он не виноват, Стэнли! – воскликнула Карин. – Даже сложись обстоятельства по-другому, я бы все равно застрелила его! Он пытался меня изнасиловать, и если б не Дру, сделал бы это, а потом убил бы меня. Он сам сказал.

– Тогда так и запишем в донесении, – вздохнул полковник. – Не всегда все удается как задумано, к тому же мне бы не хотелось присутствовать на похоронах офицера Лэтема. Вы что-нибудь узнали, Карин?

– В первую очередь, как он оказался с ними – сговор со Штази, новая жизнь, его ораторские способности, замеченные Хансом Траупманом. А о «Водяной молнии» он сказал лишь, что никому ее не остановить, даже ему, потому что он и сам не знает технических деталей и конкретных исполнителей. Но ведь он был первоклассным вруном.

– Проклятье! – завопил Лэтем. – Какой я кретин!

– Не знаю, парень. Застань я кого-либо, пытающегося совершить подобное с моей подругой, не думаю, чтоб поступил по-другому… Ладно, давайте-ка перевернем тут все вверх дном – может быть, найдем что- нибудь стоящее.

– Как насчет немецкого поста снаружи? – спросил Кристиан Диец. – Может, они бы помогли нам?

– Не думаю, капитан, – быстро возразила Карин. – Фредерик ясно выразился, что полицейские, даже те, кто сочувствует нацистам, не могут следить за каждой радиочастотой. А это может означать, что туда нацисты тоже внедрились, как и в бундестаг. Предлагаю искать самим.

– Ночка будет длинной, – добавил лейтенант Энтони. – Давайте приступим.

– Как насчет двух других охранников? – спросил Дру. – Или первых, если уж на то пошло?

– Связаны и крепко спят, – ответил Диец. – Будем присматривать за ними, а когда закончим, передадим кому скажете.

– Вы, ребята, обыщите весь остальной дом, а мы сосредоточимся на жилом помещении, – распорядился полковник. – Здесь три комнаты и ванная, кабинет, спальня и это нечестивое святое место. На каждого по одному.

– Что мы ищем, сэр? – спросил Джеральд Энтони.

– Все, относящееся к «Водяной молнии», и остальное, где есть цифры или имена… Найдите кто-нибудь простыню, прикройте тело.

Они ничего не пропустили, и когда над восточным Рейном забрезжил летний рассвет, обнаруженные в кладовой коробки были заполнены материалами и внесены в часовню. Большая часть их содержимого скорее всего окажется бесполезной, но есть специалисты гораздо более опытные, чем члены группы Н-2, им это и решать. Кроме, пожалуй, Карин де Фрис.

– «Flugzeuge… gebaut…» – больше ничего, дальше оторвано, – сказала Карин, изучая разорванный листок бумаги с почерком ее покойного мужа… «Самолеты из…» – вот и все.

– Как-нибудь связано с «Водяной молнией»? – спросил Витковски, заклеивая другие коробки.

– Вроде бы нет.

– Зачем тогда на это тратить время?

– Потому что он писал в возбужденном состоянии, «а» и «о» похожи, остальное неразборчиво, но нажим сильный. Я знаю этот почерк, он оставлял мне списки: что купить, что достать, прежде чем он уйдет на задание. И при этом бывал крайне возбужден, весь адреналин в кровь впрыскивался.

– Если я понял ход твоей мысли, боюсь, это бессмысленно, – сказал Дру, стоя у квадратного отверстия в полу, которое вело к миниатюрной лодке внизу на реке. – Тут нет связи с «Водяной молнией». Соренсон, который, как я узнал, здорово разбирается в резервуарах, самолеты исключает.

– Он прав, – сказал полковник, заклеивая липкой лентой последнюю из трех коробок. – Большое количество и высота делают их использование невозможным. Такая стратегия обречена на провал.

– Уэс упомянул, что резервуары и другие водные ресурсы часто учитывали как возможный объект диверсий. Я и не знал.

– Потому что к этому никогда не прибегали, кроме как во время войны в пустыне – там отравляли оазисы. Во-первых, из соображений гуманитарного порядка – победителям приходится жить с побежденными после окончания конфликта. А во-вторых, тыл и снабжение – это чертовски трудно.

– Они нашли способ, Стэнли, я уверен.

– Что мы можем еще сделать помимо уже нами сделанного? – спросила Карин. – Осталось меньше суток.

– Отправьте материалы в Лондон и вызовите всех аналитиков из МИ-5, МИ-6 и секретной службы. Скажите, чем больше их будет, тем лучше, и пусть рассматривают все под микроскопом.

– Это можно устроить через сорок пять минут, – сказал Витковски, вынимая портативный телефон и набирая номер. – Мне надо поскорее добраться до Парижа и встретиться с теми, кто отвечает за охрану источников воды, где б они ни находились.

– Почему бы не выяснить, где эти источники, и не высадиться к ним поближе? – спросила де Фрис. – Клод это может устроить.

– Если останется в живых после встречи со мной, – рявкнул Лэтем. – Это он тебя сюда пустил. Ты ему позвонила, и он тебя сюда пустил, не сообщив нам.

– У него были все основания сделать так – я его умоляла, умоляла!

– Со страшными последствиями, могу добавить, – проворчал Дру. – Тебя чуть не изнасиловали и не убили, а могущественный Гюнтер Ягер лежит мертвым под простыней и больше нам уже не пригодится.

– Этого я себе никогда не прощу. Не потому, что убила Фредерика, его пришлось убить, иначе он убил