девяносто секунд охранник лежал на матраце лицом вниз, руки и ноги были привязаны к столбикам кровати, а рот закрывала тонкая полоска ткани, позволяющая вдыхать и выдыхать.
Схватив разорванные простыни, Лэтем выбежал из спальни, захлопнув за собой дверь, бросил их на стул и открыл дверь в коридор. Спокойно вышел и обратился ко второму охраннику, которого было едва видно в полумраке:
– Ваш коллега говорит, ему нужно срочно переговорить с вами, прежде чем звонить этому, как его… Монтро или Моно?
– Monsieur le directeur?[143]
– Да, ему. Говорит, то, что я записал, – это
– Пустите! – промчавшись по коридору, заорал второй охранник и ворвался в номер. –
Рубящий удар айкидо по шее прервал его вопрос, под ребра воткнулись два пальца, и от этих болевых приемов он временно задохнулся и потерял сознание, но опять-таки без ущерба для здоровья. Дру затащил его на диван и проделал то же, что и с первым офицером Второго бюро, но с необходимыми вариациями. Охранник ничком лежал на подушках с вытянутыми конечностями, привязанными к ножкам дивана, с завязанным ртом, но голова была развернута, чтобы ему можно было дышать. Последнее, что сделал Лэтем, – это выдернул из розеток телефоны в обеих комнатах. Теперь ему ничто не мешало начать розыск.
Глава 31
Он поднялся по ступенькам дома Филлис Крэнстон на рю Павэ, вошел в вестибюль и нажал на кнопку ее квартиры. Никто не ответил, он продолжал звонить, думая, что она может быть в ступоре, если Витковски прав. Дру уже готов был сдаться, когда из коридора появилась тучная пожилая женщина, она заметила, на какую кнопку он жмет, и заговорила с ним по-французски:
– Вам нужна Бабочка?
– Я вас не понимаю.
– Ah, Americain.[144] Вы ужасно говорите по-французски, – добавила она по-английски. – Я была самой несчастной женщиной в Париже, когда ваши аэродромы перевели из Франции.
– Вы знаете мисс Крэнстон?
– Кто ее здесь не знает? Она такая милая, а когда-то была хорошенькой, как и я. Впрочем, с какой стати я должна вам что-то еще рассказывать?
– Мне нужно с ней поговорить, это срочно.
– Потому что вы возбуждены, так ведь? Я вот что вам скажу: может, у нее и есть пагубное пристрастие, но она не шлюха.
– А я вовсе и не шлюху ищу, мадам. Я пытаюсь найти человека, который может срочно дать мне информацию, и этот человек – Филлис Крэнстон.
– Хм, – задумчиво произнесла женщина, изучая Дру. – Вы не затем ищете ее, чтоб обмануть? Если да, то знайте – друзья в этом доме защитят ее. Я уже сказала, она милая, добрая, выручает людей, которым нужна помощь. Мы здесь не бедные, но многие на грани из-за всех этих налогов и высоких цен. А у Бабочки хватает американских денег, и она никогда не просит вернуть долг. В свободные дни присматривает за детьми, чтоб их матери могли работать. Вам не удастся навредить ей, во всяком случае
– Не собираюсь я ей вредить, вашей матери Терезе. Я же сказал, мне нужно получить у нее нужную информацию.
– Не упоминайте при мне catholique, мсье. Я сама католичка, но мы сказали этому мерзкому священнику, чтоб держался от нее подальше!
«Вот это удача!» – подумал Лэтем. И, напустив на лицо недоумевающее выражение, спросил:
– Священнику?
– Он обманул ее и сейчас продолжает обманывать!
– Каким образом?
– Он приходит по ночам а отпущение грехов у него между ног.
– И она принимает его?
– У нее нет выбора – он ее духовник.
–
– Кто вы такой?
– Тот, кто – хотите верьте, хотите нет – борется за Францию не меньше, чем за свою страну. Мадам, нацисты, проклятые нацисты снова начинают маршировать по всей Европе! Знаю, это звучит мелодраматично, но так оно и есть.
– Ребенком я видела, как они казнили людей на площадях, – прошептала старуха, морщины ее обозначились резче. – Они опять могут это сделать?
– До этого далеко, но остановить их надо
– А при чем тут наша Бабочка?
– Ей дали информацию, которой она могла по неведению поделиться с кем-то еще. А может, и не по неведению. Большего сказать не могу. Если ее здесь нет, то где она?
– Я только что собиралась послать вас в «Труа Куронн», в кафе на этой улице, но уже за полночь и идти туда нет необходимости. Она прямо позади вас, наш сосед мсье дю Буа помогает ей подняться по ступенькам. Ясно, что у нее за болезнь – пьет много. Ей хочется забыться, мсье, и вино помогает.
– А почему ей хочется забыться?
– Это не мое дело, а если о чем и знаю – держу при себе. Мы здесь опекаем нашу Бабочку.
– Вы не проводите меня в ее квартиру – сами убедитесь, и вы, и мсье дю Буа, что я не сделаю ей ничего плохого? Я просто хочу задать несколько вопросов.
– Наедине вы с ней не останетесь, уверяю вас. Никаких переодетых священников!
Филлис Крэнстон была невысокой женщиной лет сорока пяти – пятидесяти, крепкого, даже атлетического телосложения. Хотя она нетвердо держалась на ногах, передвигалась уверенно, с вызовом, одновременно поддаваясь и сопротивляясь состоянию опьянения.
– Кофе кто-нибудь сделает? – потребовала она с сильным, в нос, акцентом американки со Среднего Запада, рухнув на стул в дальнем конце комнаты. Сосед дю Буа стоял рядом с ней.
– Он уже на плите, Бабочка, не волнуйся, – сказала старушка из вестибюля.
– А это что за тип? – спросила Крэнстон, показывая на Лэтема.
– Американец, моя милая, знает того мерзкого священника, от которого мы советовали тебе держаться подальше.
– Эта свинья отпускает грехи таким шлюхам, как я, потому что только такие женщины ему и достаются! Этот ублюдок что, один из них? Пришел облегчиться?
– Уж в священники я меньше всего гожусь, – тихо и спокойно произнес Лэтем. – А что касается сексуального удовлетворения, я очень привязан к одной леди, которая об этом и заботится и с которой я надеюсь остаться на всю жизнь с благословения церкви или без оного.
– Боже мой, да ты настоящий обыватель! Откуда ты, парень?
– Из Коннектикута. А вы? Индиана или Огайо, а может быть, север Миссури?
– О, ты почти попал, красавчик. Я девочка из Сент-Луиса, родилась и выросла в провинции – какая скука, да?
– Откуда я знаю?
– А как ты узнал, что я из этой части добрых старых Штатов?
– По акценту. Меня учили различать его.
– Серьезно?.. О, спасибо за кофе, Элоиз. – Секретарь посольства взяла кружку и сделала несколько глотков, кивая после каждого. – Ты, наверно, думаешь, я законченная неудачница? – продолжала она, глядя на Лэтема, и вдруг резко выпрямилась, уставившись на него: – Подожди-ка, я тебя