электричество. Зазевавшись, Жак налетел на ребенка и незамедлительно получил от матери сумкой по физиономии; он отпрянул, упал, но бегущая толпа не дала ему подняться. Он так и остался лежать, закрывая голову руками, пока не пронесся этот смерч, движимый взрывом энтузиазма и истерии. Жак тоже не заметил никого похожего на мадам Кортленд.
Франсуа – водитель, искренне обрадованный английским прозвищем Колеса, которым его наградил шеф, прохаживался мимо убогих домишек у южного входа с маленькими и незаметными надписями, извещавшими, что здесь находятся пункты медицинской «Скорой помощи», бюро жалоб, склад забытых вещей, правление (вывеска и вовсе едва различима), и только одним большим щитом над офисом туристического бюро. Вдруг Франсуа услышал, как одна тучная дама сказала своей сухопарой спутнице с кислой физиономией:
– И какого черта такие сюда приходят? На те деньги, что она выложила за это розовое платье, мы с семьей могли бы целый год прожить.
– Они называют это посещением трущоб. Пытаются доказать самим себе, что куда лучше нас.
– Дерьмо последнее. А как тебе эти выпендрежные белые туфельки? Не меньше пяти тысяч франков, это точно.
Франсуа не сомневался, о ком они говорят! Агенты на Елисейских Полях описали одежду жены посла – бледно-розовое с белым летнее платье явно одного из лучших домов моделей. Водитель незаметно приблизился к женщинам и шел неподалеку от них по широкой земляной дороге.
– Знаешь, что я думаю? – ворчливо сказала худая женщина. – Клянусь своим непутевым мужем, она одна из владельцев этой вонючей обдираловки. Богатые частенько так делают. Покупают такие заведения, обходятся они им дешево, а денежки капают день и ночь.
– Ты, наверное, права. Она же пошла в офис управляющего.
Франсуа замедлил шаг, повернулся и направился к ряду развалюх, служивших офисами. Он разобрал надпись «Правление»; здание было футов двадцати в ширину, от соседних строений его с обеих сторон отделяли узкие проходы, больше похожие на канавы. Окна на фасаде располагались необычно высоко, а под ними была дверь, причем весьма необычная. Она казалась намного толще стены вокруг нее. Франсуа вынул из кармана куртки радио, нажал на клавишу «передача» и поднес его к уху. И вдруг остолбенел от неожиданности, услышав два знакомых голоса,
– Папa, папa.
– Наш папa! Это он!
– Франсуа, что ты здесь делаешь?
При виде жены и двух дочерей водитель выпучил глаза. Опомнившись и неловко обнимая двух девочек, он сказал:
– Боже, Ивонн! А ты как тут оказалась?
– Ты позвонил, что задерживаешься и обедать, возможно, не придешь, вот мы и решили немного развлечься.
– Папa, пошли с нами на карусель! Пожалуйста, папa!
– Детки, папa на работе…
– На работе? – воскликнула жена. – Что это здесь понадобилось Второму бюро?
– Тс-с!..
Обескураженный Франсуа быстро отвернулся и заговорил по радио:
– Объект здесь, около южного входа. Встречаемся там же. У меня осложнения, как вы, может быть, слышали… Пошли, Ивонн! Вы тоже, дети, пойдемте отсюда!
– Боже мой, так ты не шутил! – воскликнула жена, когда семейство заторопилось по дороге к южному входу.
– Я не шутил, дорогая. А теперь, ради всего святого, побыстрее залезайте в машину и поезжайте домой. Потом объясню.
– Нет, папa! Мы только приехали!
– «Да, папa», а то в следующий раз попадете сюда, когда будете учиться в Сорбонне.
Кого Франсуа не заметил, так это молодого человека в рваном оранжевом трико и поношенной голубой блузе, пол которого выдавала лишь неухоженная бородка. Он стоял слева от тяжелой двери и курил, когда его внимание привлекла шумная и явно неожиданная семейная встреча. Особо примечательно было карманное радио, по которому говорил мужчина, а еще поразительный вопрос, заданный женщиной: «Что это здесь понадобилось Второму бюро?»
Молодой человек раздавил сигарету и бросился в дом.
Элегантный хозяин, назвавшийся Андрэ, прервал свой разговор с фрау Кортленд, извинившись, поднялся со стула, чтобы подойти к телефону на столе.
– Алло, – сказал он и молча слушал не больше десяти секунд, затем коротко распорядился: – Приготовьте машину! – Положил трубку и обернулся к жене посла: – Вас сюда сопровождали, мадам?
– Да, меня привезли из «Седла и сапог».
– Я имею в виду, охраняют ли вас французские или американские власти? За вами следят?
– Господи, да нет же. В посольстве понятия не имеют, где я.
– Кто-то знает. Вам надо немедленно уезжать. Идемте со мной. Тут есть подземный ход к стоянке, лестница сзади.
Через десять минут запыхавшийся Андрэ вернулся в свой идеально обставленный офис; он сел за стол, расслабился и вздохнул с облегчением. Опять зазвонил телефон, он взял трубку.
– Да?
– Переключите на скрэмблер, – приказал голос из Германии, – немедленно!
– Хорошо, – ответил обеспокоенный Андрэ, открывая ящик и щелкая переключателем. – Говорите.
– У вас очень неэффективная организация.
– Мы так не считаем. Что вас не устраивает?
– Я почти час выяснял, как связаться с вами. Добился своего лишь угрозами, напугав половину наших разведывательных подразделений.
– Разве именно так быть не должно? Я бы на вашем месте это оценил по-другому.
– Дурак!
– Это оскорбительно, знаете ли.
– Вы будете не так оскорблены, когда я скажу почему.
– Так просветите меня, пожалуйста.
– К вам собирается жена посла Дэниела Кортленда…
– Уже уехала, майн герр, – самодовольно прервал его Андрэ. – И таким образом ушла от преследования.
– Ее преследовали?
– По всей видимости.
–
– Понятия не имею, но они тут целое представление устроили. Даже как-то странно упомянули Второе бюро. Я, естественно, тут же незаметно увел ее, и в ближайшие полчаса она будет в полной безопасности в американском посольстве.
– Идиот! – завизжал человек в Германии. – Она не должна была вернуться в посольство… Ее надо было убить!
Глава 26
Моро, его главный помощник Жак Бержерон и Лэтем подошли к Франсуа с разницей в несколько минут. Они вместе прошли пятьдесят ярдов к западу от южного входа, когда глава Второго бюро дал знак остановиться. Народу здесь было меньше, вокруг стояли невзрачные палатки, приспособленные под туалеты и гримерные для служащих.
– Тут уже можно поговорить, – сказал Моро, глядя на водителя. – Mon Dieu, как вам не повезло, дружище! Жена и дети!
– Придется придумать очень убедительное объяснение.
– Дети тебе объявят бойкот на неделю, Франсуа, – сказал Жак, робко улыбаясь. – Ты хоть понимаешь?
