освещенной станции метро. – Скажу, что хотела проверить их готовность и бдительность. Совершенно естественно: час уже поздний, время у них свободное, а я, как известно, сука.

– Остается американское посольство, – напомнил Хейвелок.

– Да, да, я была очень предусмотрительна. Придется пораскинуть мозгами.

– Может быть, просто сказать, что я не явился на встречу? – предложил Хейвелок, потирая плечо. Боль немного прошла.

– Мерси.

Сквер на Денфер Рошеро, окруженный аккуратно подстриженными деревцами, представлял собой крошечную, заросшую травой площадку с несколькими каменными скамьями. Засыпанная гравием дорожка обегала вокруг маленького бассейна с фонтаном. Свет от единственного фонаря футах в тридцати слегка пробивался сквозь зелень деревьев. Они присели на холодную скамью, и Майкл рассказал о том, что он видел (и о том, чего не видел) на Коста-Брава. Потом он спросил Бруссак:

– Как она объяснила то, что произошло?

– Ее предупредили и сказали, чтобы она точно следовала инструкции.

– Кто предупредил?

– Высокопоставленный правительственный чиновник из Вашингтона.

– Почему она согласилась на встречу с ним?

– Его привел человек, представившийся как старший атташе из мадридского отделения Управления консульских операций.

– Консульских? Из Мадрида? Где же в это время находился я?

– В Мадриде.

– Господи! Они все рассчитали по минутам.

– Что именно?

– Да всю операцию. Какие инструкции она получила?

– Встретиться вечером с одним человеком и покинуть с ним же Барселону.

– Они встретились?

– Нет.

– Почему?

– Она запаниковала. По ее словам, мир для нее рухнул. Ей казалось, что никому теперь нельзя верить. Она бежала.

– Слава богу! Я не знаю, кого убили той ночью на пляже, но это должна была быть Дженна. От этого вся операция выглядит еще грязнее и омерзительнее. Кто была та, ничего не подозревавшая женщина, которую пригласили погулять при луне, а вместо этого укокошили? Боже, что это за люди?!

– Узнай через Мадрид. Атташе из Консульских операций.

– Это невозможно. Ей преподнесли очередную ложь. В Мадриде нет отделения Консоп – очень поганый климат. Работа ведется в пригороде Лиссабона.

Режин посмотрела на него.

– Что происходит, Майкл?

Хейвелок наблюдал, как струя фонтана над темным бассейном уменьшалась, укорачивалась, умирая. Где-то чья-то рука вращала вентиль, чтобы выключить каскад на ночь.

– Предатели угнездились на очень высоком уровне в нашем правительстве. Они проникли в такие места, которые я считал абсолютно непроницаемыми. Теперь они осуществляют контроль, убивают, лгут. С ними вместе кто-то работает и в Москве.

– В Москве? Ты в этом уверен?

– Да, уверен. Я полагаюсь на слова человека, который не боялся умереть, но трепетал при одной мысли о том, что ему придется жить так, как я ему обещал. Некто в Москве, о ком не подозревает даже КГБ, имеет постоянный контакт с нашими лжецами.

– Но какова цель? Ты? Дискредитировать тебя и потом убить? Возвести поклеп на покойника, чтобы аннулировать результаты какой-нибудь операции?

– Нет, это не я. Я всего лишь частица большого целого. Несколько дней назад я был вообще незначительной фигурой. Но сейчас моя персона оказалась в центре внимания. – Хейвелок взглянул на Бруссак. Черты ее морщинистого лица смягчились. На нем появилось выражение понимания и сочувствия. Но в тусклом свете оно по-прежнему оставалось пепельно-серым. – Это произошло потому, что я увидел Дженну и узнал, что она жива. Теперь им ничего не остается, кроме как убить меня. И ее тоже.

– Но почему? Ты ведь был самым лучшим!

– Не знаю. Знаю только, что ответ надо искать в событиях на Кocта-Брава. Там все началось для Дженны… и для меня. Один из нас умер. Другой умирает в душе, и с ним покончено. Он вне игры.

– Сейчас она умирает в душе, Майкл. Меня просто потрясает, как она вообще сохранила способность действовать так, как она действует, остается такой мобильной. – Режин сделала паузу. Фонтан уже совсем сник, и только тонкие струйки воды продолжали литься через края верхней чаши в бассейн внизу. – Она ведь любила тебя. Ты это знаешь.

– Любила? – переспросил Майкл, удивленный, что собеседница произнесла это слово в прошедшем времени.

– О да. Мы научились примиряться с новыми реалиями, не так ли? И мы приспосабливаемся к ним быстрее, чем большинство людей, потому что внезапное изменение – наш стародавний знакомец и старый враг. Мы постоянно ищем у других признаки предательства, это наше кредо. Время от времени мы и себя подвергаем испытанию, когда наши противники пытаются либо посеять соблазн в наших умах, либо воздействовать на наши аппетиты. Иногда успеха добиваемся мы, а иногда и они. Такова, увы, реальность жизни.

– Ее тщетность, – уронил Хейвелок.

– Ты чересчур большой философ для нашей профессии.

– Именно поэтому я и оставил ее. – Майкл отвернулся. – Я видел ее лицо в иллюминаторе самолета на Коль-де-Мулине. Ее глаза. Господи, это было так ужасно.

– Не сомневаюсь. К сожалению, так бывает. Вместо любви приходит ненависть. И это единственный способ самозащиты… Она убьет тебя, если сможет.

– Боже мой… – Хейвелок ссутулился, уперевшись локтями в колени и положив подбородок на руки. Глядя на мертвый фонтан, он продолжил: – Я ее так люблю. Я любил ее и в тот момент, когда убивал той ночью. Я знал, что часть меня навсегда останется на этом пляже. Когда я видел ее бегущей по песку, слышал ее крик, мне хотелось кинуться к ней… помочь… сказать, что весь мир погряз во лжи и ничего не имеет значения, кроме нас двоих… Что-то во мне говорило, что в отношении нас творятся ужасные вещи, но я не прислушался к тому предупреждению. Я был настолько потрясен обманом, что не слушал себя. Я! Я! Я! Все время только я! Я не мог отрешиться от обмана и не услышал той правды, которую она выкрикивала.

– Ты вел себя как профессионал в профессионально кризисной ситуации, – тихо произнесла Режин, прикоснувшись к его руке. – В соответствии со всем твоим предыдущим опытом, со всем, что ты учил, с чем жил долгие годы, ты поступил именно так, как следовало поступить. Ты – профессионал.

Майкл повернулся к ней.

– Почему я не поверил себе? Почему не прислушался к тому, о чем буквально вопила моя душа?

– Мы не всегда можем полагаться на наши инстинкты, Майкл. И ты это знаешь не хуже, чем я.

– Я знаю только одно – я люблю ее… любил даже в тот момент, когда думал, что ненавижу, когда профессионал, сидящий во мне, ждал ее гибели, потому что это я сам поставил ловушку для врага. Я не ненавидел ее. Я ее любил. Хотите знать, почему я это знаю?

– Почему, mon cher?

– Потому, что у меня не было чувства удовлетворения от победы. Я испытывал только отвращение, печаль… желание, чтобы все произошло не так, как было на самом деле.

– И тогда ты решил оставить службу? Выйти из игры? Я с трудом могла поверить, когда услыхала об этом. Теперь все понятно. Ты ее слишком сильно любил. Мне искренне жаль, Майкл.

Хейвелок покачал головой и прикрыл на мгновение глаза, словно это могло привести в порядок его чувства.