– Хотелось бы, но вы меня переоцениваете. Тем более учитывая все ошибки, которые я совершил, особенно – в последние месяцы.

– Это не ваши ошибки.

– В свою очередь должен сказать, – продолжил Майкл, пропустив мимо ушей последнее замечание Пирса, – я тоже многое о вас знаю. В госдепе большинство вам в подметки не годится. Энтони Мэттиас знал, что делает – тогда еще он понимал, что делает! – когда выделил вас из стаи и поставил на ваш теперешний пост.

– Энтони Мэттиас имеет для нас обоих огромное значение, не так ли? Вы были по-человечески гораздо ближе к нему, чем я. Но я и не претендовал на многое. Какое счастье, я не могу сказать по-другому, какое счастье знать его все эти годы так, как я знал его. Это счастье стоило пролитого пота и тех нечеловеческих усилий, которые он требовал от меня. Был период, когда я начал буквально разваливаться; он снова собрал меня воедино.

– Думаю, мы испытываем сходные чувства.

– Вы не представляете, как я завидовал вам, когда читал ваше досье. Я был достаточно близок к нему, но это, конечно, не идет ни в какое сравнение с вашими отношениями. Каким замечательным временем должны были быть для вас те годы!

– Да, это было прекрасное время. Но теперь для меня и для вас ничего не осталось.

– Знаю. И не могу в это поверить.

– Поверьте. Я видел его.

– Не знаю, позволят ли они мне встретиться с ним. Вы же знаете, я лечу на остров Пул.

– Прошу вас, пожалейте себя, не встречайтесь. Это звучит банально, но постарайтесь сохранить его в своей памяти таким, каким он был, а не тем, что он есть сейчас.

– И это возвращает нас в сегодняшний день. – Пирс покачал головой. Они стояли освещаемые редкими желтыми огнями взлетной полосы. – Дело плохо. Я даже не решился сказать президенту, насколько близко к краю пропасти мы стоим.

– Он все понял. Президент сказал мне, что они в ответ на ваше предостережение посоветовали «позаботиться о себе», верно?

– Да. Вот так прямо и откровенно. Я был просто потрясен. Они готовы ударить исподтишка. Один резкий шаг – и нам конец. Я обычно неплохо веду дискуссии и переговоры, но вы знаете русских лучше, чем я. Как вы можете объяснить их поведение?

– Так же, как и вы. Недомолвки для них не характерны, им больше свойственна шумливость. Реальная угроза от них исходит тогда, когда они перестают угрожать. В таких случаях на место слов приходят дела.

– Да. Это-то и пугает меня больше всего. Я слабо надеюсь лишь на то, что они пока не поставили в известность людей, которые нажимают на кнопки. Пока не поставили. Дипломаты знают, что не имеют права ошибиться. Но если они помимо намеков получат конкретные доказательства того, что Мэттиас заключил пакт о ядерной агрессии против СССР, и если почувствуют при этом запах Китая, то без колебаний сообщат все тем людям, которые принимают окончательные решения. Вот тогда-то нам и надо будет начинать зарываться в землю.

– Ядерная агрессия?.. – Хейвелок даже не ожидал, что может испытать такое волнение. – Вы полагаете, что русские уже знают так много?

– Они были близки к тому, чтобы узнать. То, о чем они только догадывались, уже приводило их в неистовство. Пакт, разработанный маньяком… совместно с другими маньяками.

– И вдруг их неистовство исчезло. Русские успокоились и указали вам на дверь. Вы их предупредили, а в ответ они посоветовали вам позаботиться о себе. Меня тоже все это крайне пугает, господин заместитель.

– Значит, вы догадываетесь, о чем я думаю?

– О Парсифале?

– Да.

– Беркуист сказал, что, по вашему мнению, за последние восемнадцать часов русским удалось узнать нечто важное. Что это могло бы быть?

– Я не уверен, – ответил Пирс. – Я вообще не уверен, что правильно все понимаю, но что-то определенно произошло. Именно поэтому я и захотел встретиться с вами. Вы единственный, кто точно знает, что происходило в последние часы. Если мне удастся что-то выловить из вашего рассказа и сопоставить с их словами и поступками, может, я найду какие-то скрытые связи. Прежде всего меня интересуют личности или события, которые можно было бы подкинуть им для размышления. Любая информация, способная притормозить их, пока они не растревожили «ястребов» в своем президиуме.

– Русские дипломаты не дураки, они знают своих «ястребов». Они должны понимать значение того, что они сообщат.

– Не думаю, что это может остановить их, – заметил Пирс. Немного поколебавшись, он спросил: – Вы знакомы с генералом Хэльярдом?

– Никогда не встречался ни с ним, ни с послом Бруксом. Наше первое свидание намечалось на сегодня во второй половине дня. Так что с генералом?

– Я считаю его одним из самых вдумчивых и критически настроенных людей в военной среде.

– Согласен. И его репутация, и досье, с которым я познакомился, подтверждают это.

– Так вот. Сегодня я спросил у него: какова возможная реакция военных в целом и его личная – в частности на сообщение разведывательных служб о том, что обнаружено существование советско- китайского пакта, направленного против нас. В пакте намечено время удара – через сорок пять дней – и содержится информация, подобная той, которая есть в документах, находящихся на острове Пул. Он ответил одним словом: «Пуск!» Если так говорит Хэльярд, то легко представить реакцию менее благоразумных вояк.

Артур Пирс произнес последнюю фразу спокойно, без всякой аффектации, но мороз, который вдруг пробежал по коже Хейвелока, лишь в малой степени можно было отнести на счет сырости и ветра. Противостоящие силы приведены в боевую готовность; отсчет времени пошел…

– Президент попросил меня помочь вам, – заговорил Майкл. – Не знаю, смогу ли, но во всяком случае – попытаюсь. Вы сказали, что ищете возможность отвлечь русских. Не исключено, что у меня есть средство для этого. Существует долговременная операция, которую проводит КГБ. Начало операции восходит еще к тридцатым годам, ко временам НКВД. Она называется «Памятливые путешественники».

– Простите, – прервал его Пирс. – Боюсь, что мой русский без переводчика никуда не годится.

– Не важно. Это просто название. Суть операции в том, что дети, почти младенцы проходят специальный отбор и засылаются к нам. Их помещают в семьи, тайно приверженные марксистской идеологии, где они растут как американцы, не вызывая никаких подозрений. Чем естественнее они выглядят, тем лучше. Все эти годы «путешественники» находятся под пристальным наблюдением, их специально готовят – программируют, если вам угодно, для выполнения своей взрослой роли. Эта роль будет зависеть от их способностей и успехов. В конечном итоге идея состоит в их внедрении на высокие посты, и чем выше, тем лучше.

– Боже всемогущий, – негромко произнес Пирс. – Я бы сказал, что в данной стратегии слишком высок элемент риска. Этим людям необходимо внушить нечеловеческую уверенность в правоту их дела.

– О, этого у них не отнимешь. Это главный компонент их программирования. За ними, естественно, внимательно наблюдают; малейшее отклонение в поведении – и их либо уничтожают, либо забирают обратно в Россию-матушку, где переучивают, после чего они становятся инструкторами по Америке в специальных учебных центрах на Урале или в Новгороде. Проблема в том, что нам до сих пор не удалось положить конец операции «Памятливые». Нам удавалось захватывать лишь наименее компетентных из них. Эти типы стояли столь низко на социальной лестнице, что от них не было никакого толка. Но на сей раз нам, по-видимому, удалось проникнуть в глубины организации. Мы раздобыли первоклассного «памятливого», который имеет санкцию на убийство в качестве члена спецгруппы. Агенты такого рода имеют доступ (во всяком случае, должны иметь) к организационным центрам и контролерам. Дело в том, что убийство связано с большими сложностями, существует опасность ошибки, не говоря уж о риске быть схваченным. В силу этого приказы перепроверяются и подтверждаются дважды.