– Что случилось, Михаил? В чем дело?

– Ничего. Мне… просто захотелось размяться.

– Милый, да ты вспотел, – воскликнула Дженна, закрыв дверь, подойдя к нему и коснувшись его лба. – Что с тобой?

– Прости, мое воображение слегка разгулялось. Я… мне показалось, что ты отсутствовала дольше, чем… я ожидал. Прости.

– Точно, я отсутствовала дольше, чем ожидала. – Дженна взяла его за руку и подвела к скамье. – Снимай рубашку. – Поставив поднос, она помогла ему справиться с этим непростым делом.

– Вот как? – заинтересовался Майкл, высвобождаясь из рукавов. – Дольше, чем ожидала? Что же тебя задержало?

– Ну, если не считать маленького дельца под лестницей, – легкий флирт с поваром. Ты удовлетворен?.. Теперь не вертись, пока я не сниму это.

Дженна аккуратно, со знанием дела подрезала края повязки на его плече и осторожно сняла ее.

– Вообще-то рана заживает неплохо, учитывая твое к ней отношение, – проговорила она, отлепив полоску хирургического пластыря. – В основном раздражение. Морская вода, вероятно, не допустила инфекции… Постой… сейчас будет немного больно.

– Еще как, – кривясь, откликнулся Майкл, когда Дженна начала протирать спиртом кожу вокруг раны и счищать остатки пластыря. – Кстати, помимо дела под лестницей, чем ты там занималась внизу? – повторил он вопрос. Дженна в этот момент накладывала на рану повязку.

– Немножко пококетничала. – Дженна наложила марлевый тампон, закрепила хирургическим пластырем и забинтовала. – Все. Сразу, может, и не полегчает, но выглядит гораздо лучше.

– Ты уходишь от ответа.

– А ты разве не любишь сюрпризов?

– Ненавижу.

– Kolace, – рассмеялась она и вылила спирт из пузырька на его обнаженное тело. – На завтрак у нас будут Kolace, – повторила Дженна и принялась массировать ему спину.

– Сладкие булочки?.. Ты сошла с ума. Нет, ты точно свихнулась! Мы провели двадцать четыре часа в аду, а ты толкуешь о горячих плюшках!

– Надо жить, Михаил. – Она вдруг заговорила тихо, и руки ее замерли. – Я поговорила с нашим вооруженным до зубов поваром и, кажется, имела успех. Одним словом, он сделает так, что к утру у нас будут абрикосы, сухие дрожжи… так… мускатный орех у него есть… земляной орех – тоже. Все необходимое он сегодня закажет. А утром – Kolace.

– Ушам своим не верю.

– Вот увидишь! – Она вновь рассмеялась, обхватив ладонями его лицо. – В Праге ты нашел пекарню, в которой выпекали Kolace. Тебе они страшно понравились, и ты попросил меня приготовить их как- нибудь.

– В Праге у нас были другие проблемы, не то что сейчас.

– Но мы-то те же, Михаил! Мы снова вместе, и грех не использовать такой счастливый момент! Однажды я тебя уже теряла. Теперь ты снова со мной. Пусть у меня, у нас будут счастливые моменты… Несмотря ни на что.

Он обнял ее.

– У тебя, у нас будет много таких моментов.

– Спасибо, дорогой.

– Люблю твой смех. Я тебе говорил об этом?

– Много раз. Ты говорил, что я смеюсь, как маленький ребенок в кукольном театре. Помнишь?

– Да. И это правда. – Майкл чуть отстранился и взглянул ей в глаза. – Все именно так. Ребенок и неожиданный смех… иногда, правда, нервный ребенок. Бруссак это тоже заметила. Она рассказала, как ты в Милане раздела того несчастного ублюдка, измазав помадой и забрав одежду.

– Главное – кучу денег! – со смехом добавила Дженна. – Ты не представляешь, до чего же он был мерзок.

– Режин сказала, что ты смеялась, как маленькая шалунья.

– Наверное, – задумчиво откликнулась Дженна, глядя на мерцающие угли в комнате. – Ведь она была моей единственной надеждой, и я боялась, вдруг она откажется мне помочь. Понимаешь, наверное, только такие смешные воспоминания и помогли мне выдержать все это. Не знаю, но раньше это помогало.

– О чем ты?

Лицо ее было совсем рядом, но глаза… Глаза смотрели сквозь него.

– Мне пришлось бежать из Остравы, когда братьев убили, а я сама попала на крючок противникам Дубчека. Я поняла, что дома мне не жить. Я приехала в Прагу – и оказалась в другом мире, в мире насилия и ненависти. Иногда мне казалось, что я просто этого не вынесу… Но я твердо знала, что обязана вынести, вытерпеть, потому что прежнюю жизнь не вернуть. Поэтому я научилась жить воспоминаниями. Они помогали мне отключиться от Праги, от этого мира, наполненного страхом. Я вспоминала Остраву, братиков, которые катали меня на машине и забавляли разными смешными историями. В минуты воспоминаний я ощущала себя свободной, я переставала бояться. – Она наконец взглянула на него. – Это, конечно, совсем не Милан… Но я все равно смеялась… Ну, хватит. Все это не имеет смысла.

– Еще как имеет! – возразил Майкл, снова прижимая ее к себе и глядя в глаза. – Спасибо тебе. Особенно по сравнению с последними днями. Во всех смыслах.

– Ты устал, милый. Я бы даже сказала – измучен. Вставай. Пора в постель.

– Я всегда слушаюсь своих докторов.

– Тебе надо отдохнуть, Михаил.

– Я всегда слушаюсь своих докторов, но только до определенного предела.

– Злодей, – тихонько рассмеялась Дженна ему в ухо. Длинные пряди светлых волос закрывали его лицо; рука Дженны покоилась на его груди. Но они не спали. Любовь, теплая и нежная, не одарила их сном. Оба, казалось, не могли отвлечься от дневных мыслей.

Из приоткрытой двери ванной пробивалась слабая полоска света.

– Ты недорассказал мне о том, что произошло на острове, – ясным голосом произнесла Дженна, не отрывая головы от подушки. – Брэдфорду ты сказал, что я все знаю, но это не так.

– Почти все, – откликнулся Хейвелок, глядя в потолок. – А кое-что я сам пока не могу уразуметь.

– Может, я смогу помочь? – Дженна сняла руку с его груди и приподнялась на локте.

– Боюсь, что никто не сможет. У меня в голове – бомба.

– Что это за бомба, дорогой?

– Я знаю Парсифаля.

– Ты что?!

– Так сказал Мэттиас. Он сказал, что я видел его среди тех, кто приходил к нему. Они приходят и уходят, – сказал он. – Эти, ведущие переговоры… Я должен его знать.

– И поэтому он так поступил с тобой, с нами? Почему он хотел вывести тебя из игры?

– Мэттиас сказал, что я никогда не смогу понять… самые страшные договоры имеют окончательные решения.

– И я была принесена в жертву?

– Да. Что я могу сказать? Он сошел с ума, был безумен, когда приказал начать дело против тебя. Ты должна была умереть. Я же оставался жить, но жить под наблюдением. – Майкл в горьком недоумении покачал головой. – Вот этого я и не могу понять.

– То, что я должна была умереть?

– Нет, что меня оставили в живых.

– Даже в безумии он продолжал любить тебя.

– Не он. Парсифаль. Если я представлял собой угрозу, то почему Парсифаль не убил меня? Почему этот приказ пришлось отдавать «кроту» три месяца спустя?

– Но Брэдфорд же объяснил, – заметила Дженна. – Ты увидел меня, вернулся к анализу событий на Коста-Брава, и это могло вывести тебя на «крота».

– Это все равно не объясняет поведения Парсифаля. Он мог расправиться со мной двадцать раз. Он не