Восьмой работает в Пентагоне. В отделе военных поставок. Мы найдем его.

Эндрю неподвижно стоял, прижавшись к стене. Он не шевелился, только желваки ходили под кожей. И снова он заговорил тихим спокойным голосом:

– Что же вы натворили! Что вы, сволочи, натворили…

– Остановили вас, – просто сказал Эдриен.

– Да что ты знаешь? Что тебе наплели?

– Правду. У нас нет оснований не верить.

– Для повестки нужны доказательства.

– Нужен вероятный мотив. У нас он есть.

– Одно признание? Да это же чушь!

– Будут и другие. Но сейчас это неважно. Вам крышка.

Эндрю успокоился. Он заговорил как ни в чем не бывало:

– Офицеры недовольны. Во всех гарнизонах офицеры постоянно выражают недовольство!

– Но не такими же методами! Граница между недовольством и шантажом отнюдь не зыбкая. Есть вполне четкая грань. И вы ее переступили.

– Кого это мы шантажировали? – быстро спросил Эндрю. – Никого!

– Вы вели записи, утаивали улики. Намерения очевидны. Все это изложено в показаниях того сайгонского офицера.

– Записей не существует!

– Перестань! Где-то они спрятаны, – устало сказал Эдриен. – Но повторяю: сейчас это неважно. Вам все равно крышка.

Майор шевельнулся. Он глубоко вдохнул и расправил плечи.

– Послушай меня, – тихо и напряженно произнес он. – Ты сам не понимаешь, что делаешь. Вот ты сказал, что консультируешь каких-то озабоченных чиновников. Мы оба знаем, что это такое. Мы же Фонтины. Они же ни черта не боятся, когда у них есть мы.

– Я так не считаю, – вставил Эдриен.

– Но это так! – закричал майор. И, понизив голос, продолжал: – Тебе незачем объяснять мне, чем ты занимаешься, это уже сделали бостонские газеты. Ты прищучиваешь больших боссов, монополистов, как вы их называете. Что ж, отлично. Ну а что же, по-твоему, делаем мы? Мы тоже их прищучиваем. Если вы разрушите «Зоркий корпус», вы уничтожите лучшую офицерскую молодежь в армии, вы уберете тех, кто хочет вычистить весь мусор! Не делай этого, Эдри. Лучше присоединяйся к нам! Я не шучу.

– Присоединиться к вам? – недоуменно переспросил Эдриен. И добавил тихо: – Да ты с ума сошел. С чего ты взял, что это хоть сколько-нибудь возможно?

Эндрю, не спуская глаз с брата, отошел от стены.

– Потому что мы стремимся к одному и тому же.

– Нет.

– Да ты только подумай! Монополия, исключительное право, исключительные интересы. Ты талдычишь об этом на каждом углу. Я же читал твое заключение по делу «Теско».

– Это совсем другое. Одна крупная компания подбирает под себя производство и рынок в какой-то области, где нужен простор для конкуренции. Но вы-то к чему стремитесь?

– Ты употребляешь этот термин в отрицательном смысле, потому что ты так его понимаешь. Ладно. Пусть будет так. Но уверяю тебя: на дело можно взглянуть и с другого бока. Монополисты защищают свои интересы. Мы тоже защищаем интересы, только не свои. Нам самим ничего не нужно. Наши интересы – это интересы страны, и у нас огромные возможности. Мы занимаем такое положение, что можем что-то сделать. И я это делаю. Ради всего святого, не мешай мне!

Эдриен отвернулся и отошел от брата по влажным скользким мосткам эллинга, уходящим в открытое море. Волны прибоя били в опоры эллинга.

– Ты, Энди, красиво излагаешь. Ты всегда был очень красноречивым, самоуверенным и упрямым, но теперь это не сработает. – Он взглянул на майора. – Ты вот говоришь, что вам ничего не надо. Думаю, что надо. Нам обоим что-то надо. Но то, чего хочешь ты, пугает меня. Я очень хорошо представляю себе, что в твоем понимании является «достойным». И, честно говоря, меня это страшно пугает. Этого твоего заявления о «лучших молодых офицерах», берущих под свой контроль военную промышленность страны, достаточно, чтобы я побежал в библиотеку конгресса и перечитал нашу Конституцию!

– Это дурацкая болтовня! Ты же их даже не знаешь!

– Я знаю, какими методами они действуют – и ты вместе с ними. И если тебе будет от этого легче, то, что ты сделал тогда в Сан-Франциско, было не лишено смысла. Мне это очень не понравилось, но я воздаю тебе должное. – Эдриен стал возвращаться по мосткам. – Сейчас ты просто потерял голову, поэтому я тебя и предупреждаю. Постарайся спасти свою шкуру. Постарайся как можно изящнее выйти из игры.

– Ты меня не запугаешь, – зло сказал Эндрю. – У меня лучший послужной список среди офицеров. А ты кто такой? Получил какое-то вшивое признание от офицеришки, сбрендившего под бомбежкой в зоне боевых действий. Чушь собачья!

– Ну тогда я тебе скажу открытым текстом. – Эдриен остановился у открытой двери эллинга и повысил голос. – Через пять дней – в следующую пятницу, чтобы быть точным, – будет подписана повестка военной коллегии. До конца недели будут обсуждаться способы урегулирования. Тут есть что обсуждать. Но одно условие окончательно. Тебя отправят в отставку. Всех вас.

Майор метнулся вперед, замер на краю мостков, словно собираясь прыгнуть на своего врага. Он сдержался; отвращение и ярость накатывали на него волнами.

– Я бы… мог… убить тебя, – прошептал Эндрю. – Я тебя презираю.

– Я так и думал, – ответил Эдриен, зажмурился и устало потер глаза. – Отправляйся лучше в аэропорт, – продолжал он, глядя на брата. – Тебе многое предстоит сделать. Я предлагаю тебе начать с так называемых улик, которые вы припрятали. Мы знаем, что вы их копили года три. Передайте их куда следует.

В злобном молчании майор проскочил мимо Эдриена и в два прыжка оказался на лестнице. Он побежал вверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки.

Эдриен поспешно взбежал за ним и окликнул брата, когда тот уже шел по лужайке:

– Энди!

Майор остановился. Но не обернулся, не ответил. И юрист продолжал:

– Я восхищаюсь твоей выдержкой и силой. Всегда восхищался. Как восхищался и силой отца. Ты его частица, но ты – это не весь он. Ты кое-что упустил, и я хочу, чтобы мы поняли друг друга. Ты воплощаешь собой все, что я считаю опасным. И полагаю, это означает, что я тебя тоже презираю.

– Мы поняли друг друга, – ровным голосом сказал Эндрю. И пошел к дому.

Музыканты и официанты ушли. Эндрю отвезли в аэропорт Ла Гардия. Он спешил на девятичасовой самолет в Вашингтон.

После отъезда брата Эдриен еще полчаса пробыл на пляже в полном одиночестве. Наконец он вернулся в дом, чтобы поговорить с родителями. Он сказал, что хотел сначала переночевать, но теперь решил тоже уехать. Ему надо возвращаться в Вашингтон.

– Что же ты не поехал с братом? – спросила Джейн.

– Сам не знаю, – ответил Эдриен тихо. – Как-то не подумал.

Они попрощались.

Когда он ушел, Джейн вышла на террасу, держа в руках доставленное священником письмо. Она протянула его мужу, не сумев скрыть тревоги.

– Вот, тебе принесли. Часа три назад. Священник. Сказал, что он из Рима.

Виктор молча взглянул на жену, его молчание было красноречиво. Потом он спросил:

– Что же ты не отдала мне его раньше?

– Потому что сегодня день рождения твоих сыновей.

– Они чужие друг другу, – ответил Фонтин, беря конверт. – Они оба – наши сыновья, но они очень не похожи.

– Скоро все будет по-другому. Вот кончится война…