Эндрю смотрел на брата: тот стоял у бара со своими волосатыми студентами в неизменных джинсах и замшевых куртках. На шее цепочки. Эндрю этого не понять. Обожатели Эдриена, что смотрят ему в рот, – никчемные пустышки. Его, солдата, раздражали не просто их нечесаные космы и дрянная одежонка – это только внешние проявления, – а претензия, сопровождавшая это жалкое выражение нонконформизма. В основном все они просто омерзительные: задиристые, пустые людишки с непричесанными мозгами.

Они с таким апломбом разглагольствуют о «движениях» и «контрдвижениях», словно сами в них участвуют, словно сами имеют какое-то влияние на политику. «Наш мир», «третий мир»… Вот это самое смешное, потому что ни один из них понятия не имеет, как должен вести себя настоящий революционер. У них для этого нет ни мужества, ни выдержки, ни смекалки.

Неудачники, которые только и могут что устраивать мелкие пакости в людных местах, когда на них не обращают внимания. Чокнутые, а он, Бог свидетель, терпеть не может чокнутых. Но Эдриен этого не понимает. Его братец ищет смысл там, где его нет и никогда не было. Эдриен просто дурак – он-то это понял еще семь лет назад. Но обиднее всего то, что он мог избежать участи неудачника.

Эдриен взглянул на него. Эндрю отвернулся. Его брат зануда, и наблюдать, как он проповедует свои дурацкие взгляды этой кучке остолопов, было противно.

Майор не всегда так думал. Десять лет назад он, выпускник Вест-Пойнта, не был обуян столь неукротимой ненавистью к брату. Он в ту пору даже и не думал об Эдриене и его сборище чокнутых, и ненависти в нем не было. При том как команда президента Джонсона действовала в Юго-Восточной Азии, с тем, что говорили эти раскольники, даже можно было согласиться. «Убирайтесь!»

Другими словами: «Сотрите Вьетнам с лица земли. Или убирайтесь из Вьетнама!»

Он неоднократно объяснял свою позицию. Чокнутым. Эдриену. Но никто из них не хотел разговаривать с солдатом. «Солдатик» – вот как они его называли. И «боеголовка». Или «военщина». Или «чертов боевик».

Но дело было не в этих прозвищах. Прошедшие через Вест-Пойнт и Сайгон могли пропустить их мимо ушей. Дело было в их безмозглости. Они не просто затыкали людям рот – они их намеренно дразнили, злили и в конце концов просто сбивали с толку. Вот в чем заключалась их безмозглость. Даже тех, кто им симпатизировал, они заставляли переходить в оппозицию.

Семь лет назад в Сан-Франциско Эндрю попытался открыть Эдриену на это глаза, попытался доказать ему, что то, чем он занимается, глупо и неправильно – и весьма опасно для его брата, кадрового военного.

За два с половиной года до того он вернулся из дельты Меконга с прекрасными характеристиками. Его взвод имел на своем счету самое большое количество убитых. Он сам был дважды награжден и проходил с нашивками старшего лейтенанта всего месяц: ему присвоили звание капитана. В вооруженных силах он был редким экземпляром: молодой талантливый стратег, выходец из богатейшей и влиятельнейшей семьи. Он стремительно взбирался по служебной лестнице к верхней ступеньке, которой заслуживал по праву. Его вернули на родину для нового назначения, что на языке Пентагона означало: «Это наш человек. Надо за ним приглядеть. Богатый материал для будущей вакансии в Комитете начальников штабов. Еще два-три боевых задания – где-нибудь в неопасных районах на непродолжительный срок – и военный колледж».

Пентагон никогда не отказывался увенчать лаврами такого, как он, особенно если это были заслуженные лавры. Армии требовались молодые офицеры из богатых кланов, чтобы укрепить ими военную элиту.

Однако, как бы его ни ценили в Пентагоне, когда он прилетел из Вьетнама в Калифорнию семь лет назад, в аэропорту его встретили ребята из военной разведки. Они привезли его к себе в контору и дали почитать газету двухмесячной давности.

На второй странице он увидел репортаж о мятежах в Сан-Франциско. К репортажу были подверстаны фотографии участников мятежа. На одной была изображена группа штатских с лозунгами в поддержку восставших призывников. Одно из лиц было обведено красным карандашом.

Это был Эдриен. Невероятно, но и в самом деле он. Ему там нечего было делать, он заканчивал юридический колледж. В Бостоне. Но он был не в Бостоне, а в Сан-Франциско и укрывал трех дезертиров. Вот что тогда сказали ребята из армейской разведки. Его брат-близнец работал на врага! Черт побери, все волосатики и дезертиры работают на врага. И вот чем, оказывается, занимается его брат! Да, Пентагон не будет от этого в восторге. Господи! Его родной брат! Его близнец!

Агенты военной разведки доставили его в Сан-Франциско, и он, сняв военную форму, отправился на поиски брата в Хейт-Эшбери – район, облюбованный калифорнийскими хиппи. Скоро он нашел Эдриена.

– Они же не мужчины, а просто подростки, которым забили голову всякой чушью, – говорил ему Эдриен в тихом баре. – Им даже не объяснили, какие у них есть права на альтернативную службу. Их просто загрузили в вагоны и повезли.

– Они принесли присягу. Как и все. Нельзя сделать для них исключение, – возражал Эндрю.

– Ох, да перестань. Двое из этих троих понятия не имеют, что вообще эта присяга означает, а третий передумал. Но их никто и слушать не хочет. Военная прокуратура мечтает устроить показательный процесс, а защита не хочет поднимать лишнего шума.

– Иногда показательные процессы необходимы, – настаивал солдат.

– Но закон говорит, что они имеют право на компетентного адвоката, а не на солдафонов-забулдыг, которые хотят казаться чистенькими.

– Хватит, Эдриен! – прервал он тогда брата. – Сейчас идет настоящая война! И стреляют настоящими патронами. Из-за этих подонков там гибнут люди.

– Если они не отправятся туда, погибнет меньше людей.

– Не меньше! Потому что в таком случае те, кто сейчас там, начнут задавать себе вопрос: почему они там?

– Может быть, так и надо?

– Послушай, ты говоришь о гражданских правах, не правда ли? – спросил солдат юриста.

– Ну, допустим.

– Так вот, неужели у бедняги, стоящего в дозоре на рисовой плантации, меньше прав, чем у этих? Может быть, и он не понимал, во что вляпался, – он просто отправился туда, потому что его позвали. Может быть, он тоже передумал – там! Но у него нет времени над этим поразмыслить. Он пытается выжить. И вот его начинают обуревать всякие там сомнения, он начинает распускать сопли, и его убивают…

– Мы не можем обратиться к каждому. Это один из недостатков законодательства, дефект системы. Но мы делаем все, что в наших силах.

Тогда, семь лет назад, Эдриен ничего ему не сообщил. Он не сказал, где прячет дезертиров. Поэтому солдат попрощался с братом-юристом и покинул бар. Он дождался Эдриена в темном переулке за баром. Он шел за ним следом по грязным улицам часа три. Солдат приобрел большой опыт, преследуя одиночные патрули в джунглях. Сан-Франциско – тоже джунгли.

Брат встретился с одним из дезертиров недалеко от набережной. Это был негр с трехдневной щетиной. Высокого роста, худой – парень с газетной фотографии. Эдриен дал дезертиру денег. Незамеченный, Эндрю пошел за негром к набережной, к развалюхе-дому, который годился для убежища, как любой другой в этом районе.

Он позвонил в полицейский участок. Десять минут спустя троих дезертиров выволокли из заброшенного дома, и они отправились отдыхать на восемь лет.

Чокнутые заволновались. Их толпы собирались у призывных пунктов, они орали всякие лозунги, пели свои дурацкие гимны. И забрасывали окна и стены пластиковыми пакетами, наполненными дерьмом.

Однажды во время пикетирования к нему подошел брат, молча посмотрел на него в упор. Потом сказал:

– Ты меня разбил. Спасибо.

И быстро пошел к шеренгам самодеятельных революционеров.

Воспоминания Эндрю прервал Эл Уинстон, бывший Вайнштейн, инженер авиакосмической компании. Уинстон окликнул его и стал пробираться к нему сквозь толпу. Эл Уинстон имел несколько военных контрактов и жил в Хемптоне. Эндрю не любил этого Уинстона-Вайнштейна. Встречаясь с ним, он всегда