Фонтини-Кристи были добрыми хозяевами на этой земле.
– Я благодарю вас.
Партизаны поклонились и поспешили по аллее к северным воротам. Фонтин направился к конюшне и вошел через боковую дверь. Миновал стойла, спаленку Барцини, лошадей и оказался в мастерской. Нашел деревянный ящик и стал складывать в него вожжи, уздечки, сбруи, заржавленные подковы и снятые со стены грамоты за призовых лошадей. Затем подошел к телефонному аппарату у стены и нажал на кнопку.
– Все в порядке, старина.
– Слава Богу.
– Как там наш англичанин?
– Ждет у площадки перед домом, в траве спрятался. Он на насыпи. На том самом месте… – Барцини осекся.
– Я понял. Я иду к тебе. Ты знаешь, что делать… Запомни: у двери говори погромче, помедленнее. Англичанин давно не слышал итальянской речи.
– Старики обычно говорят громче, чем нужно, – сказал Барцини, усмехнувшись. – Мы же плохо слышим и думаем, что все вокруг тоже глухие.
Фонтин положил трубку и проверил пистолет за поясом. Он свинтил глушитель и сунул пистолет в карман. Потом подхватил ящик и вышел из мастерской.
Он медленно шел по аллее к круглой площадке перед домом, огороженной высокой насыпью. У ступенек крыльца, встав прямо в секторе света, струящегося из окон, он остановился отдохнуть, всем своим видом давая понять, что ноша очень тяжелая.
Затем поднялся по мраморным ступенькам к тяжелой двустворчатой двери. И, подойдя, сделал самое естественное движение: ударил в дверь носком ботинка.
Барцини тут же открыл. Они как ни в чем не бывало обменялись несколькими фразами. Старик говорил громко:
– Вы уверены, что вам больше ничего не нужно, хозяин? Может быть, заварить вам чаю или сварить кофе?
– Нет, спасибо, дружище. Иди-ка спать. Нам предстоит большая работа утром.
– Ладно. Сегодня лошадям надо задать корму пораньше. – Барцини прошел мимо Виктора, спустился по ступенькам и пошел по аллее в сторону конюшни.
Виктор стоял в просторной прихожей. Все здесь было как и раньше. Немцы все-таки понимали, что не стоит осквернять подлинную красоту. Он направился в затемненное южное крыло, через огромную гостиную в кабинет отца. Оказавшись в родных стенах, он почувствовал, как сжимается от боли душа, как перехватывает горло.
Он вошел в кабинет отца. Святая святых Савароне. Инстинктивно свернул вправо: письменный стол стоял на прежнем месте. Виктор опустил ящик на пол и зажег настольную лампу под темно-зеленым абажуром – он хорошо ее помнил. Ничто здесь не изменилось.
Он сел в отцовское кресло и вытащил пистолет из кармана. Положил на стол, позади ящика, так, чтобы нельзя было разглядеть от двери.
Началось томительное ожидание. Во второй раз его жизнь находилась в руках Барцини. Надежнее рук не бывает. Ибо Барцини отправился не в конюшню. Он пойдет по аллее, свернет в лес, под покровом ночи вернется в сад и притаится за домом. Затем проникнет в дом через дверь на задней террасе и будет дожидаться появления англичанина.
Стоун был в ловушке.
Текли минуты. Фонтин стал рассеянно выдвигать ящики стола. Он нашел бланки вермахта и стал методично размещать их маленькими стопочками на столе, словно раскладывая пасьянс гигантскими пустыми картами.
Он ждал.
Сначала он ничего не услышал. Скорее ощутил чье-то присутствие. Ошибиться было невозможно. Оно наполняло пространство между ним и вошедшим в дом. Затем тишину нарушил скрип половицы, потом до его слуха донесся звук далеких шагов: вошедший уже не таился. Рука Фонтина потянулась к пистолету.
И вдруг из тьмы полетело что-то светлое. Прямо в него. Виктор отшатнулся, не спуская глаз с предмета, который истекал кровью. Ужасный предмет с тяжелым стуком шмякнулся об стол и выкатился на свет. Фонтин выдохнул: мгновенно навалилась дурнота.
Это была кисть человеческой руки. Правая кисть, грубо отсеченная от запястья. Пальцы были старые, кожа иссохшая, дряблая, стариковские пальцы скрючены, словно крабьи клешни.
Рука Гвидо Барцини. Ее забросил сюда маньяк, который сам лишился руки на пирсе в Челле-Лигуре.
Виктор вскочил со стула, стараясь справиться с дурнотой, и потянулся к пистолету.
– Не шевелись! Еще одно движение – и ты мертвец! – прокричал Стоун по-английски. Он спрятался в тени, за высоким креслом в углу кабинета.
Виктор убрал руку. Надо заставить себя думать. Чтобы выжить.
– Ты убил его?
– Его найдут в лесу. Странно, что я его обнаружил там, не правда ли?
Фонтин выслушал страшное сообщение, не пошевелившись, сдерживая чувства.
– Еще более странно то, – сказал он спокойно, – что его обнаружил не твой корсиканец.
Глаза Стоуна вспыхнули. Только на мгновение. Он все понял.
– Ну да, ты шел так смело! Я это подозревал. – Англичанин кивнул. – Да, ты мог это сделать. Ты мог их убрать.
– Не я. Другие.
– Знаешь, Фонтин, не надо вешать мне лапшу на уши.
– А с какой стати ты мне не веришь?
– Потому что, если бы у тебя были подручные, ты бы не послал старика на последнее задание. Это же глупо. Ты хоть и самодовольный сукин сын, но не идиот! Ну вот, мы одни. Ты, я и этот ящик. Боже! Где же ты его прятал, хотел бы я знать! Сколько людей за ним охотилось!
– Значит, ты заключил сделку с Донатти?
– Это он так считает. Странно, не правда ли? Ты лишил меня всего в жизни. Я приехал из Ливерпуля голодранцем, я карабкался по служебной лестнице, а ты тогда, пять лет назад, на пирсе, все разрушил. И теперь я все себе вернул, да еще с лихвой. Я, может, теперь могу объявить такой аукцион, о каком еще никто и не слышал.
– И что ты собираешься выставить на этом аукционе? Выцветшие грамоты конных заводов? Старые вожжи?
Стоун снял свой пистолет с предохранителя. Черная перчатка с силой опустилась на спинку кресла. Глаза злобно засверкали.
– Шутить изволишь!
– Я не шучу. Я же не идиот – ты сам сказал. И тебе не суждено нажать на спусковой крючок. Тебе дали только один шанс – доставить по назначению содержимое ларца. Если ты не исполнишь этого, тут же будет подписан новый ордер на казнь. Могущественные люди, которые наняли тебя пять лет назад, не любят, когда остаются компрометирующие улики.
– Заткнись! Замолчи! – Стоун в ярости грохнул своей черной клешней о спинку кресла. – Ты меня не купишь, сволочь, своими уловками. Я их знал задолго до того, как ты в первый раз услышал о «Лох- Торридоне».
– В основе стратегии «Лох-Торридона» лежали
– Назад! Еще дальше! – Стоун обошел стул, его неподвижная правая кисть торчала перед ним точно копье. Левой рукой он крепко сжимал пистолет с поднятым предохранителем. Малейшее движение пальца, прижатого к спусковому крючку, – и острая иголочка бойка ударит по капсюлю.
Виктор повиновался, скосив глаза на свой пистолет. Его время придет. Или придет, или ему конец.
