смотря на световой блик стекла, он разглядел лицо человека, левую половину которого скрывала черная повязка. Рявкнул клаксон, и Алекс поспешно уступил дорогу. Мотор взревел, автомобиль, походивший на лишенный крыла и хвостового оперения истребитель, прокатился мимо, но метрах в ста притормозил и, плавно завернув, въехал под арку центрального входа кладбища Святого Иоганна.

Он! Эйтель это или нет, но про него говорила маленькая девочка. Человек в черной повязке! Алекс бегом бросился к центральному входу, а, добежав, перешел на шаг и пошел к могиле матери, но не по центральной аллее, а одной из боковых, чтобы не попадаться более на глаза смотрителю.

Он прошел довольно много, решил, что проскочил мимо, в растерянности остановился, повернул назад, потом снова полубегом бросился вперед. Нужно найти «генерала», думал Алекс, его статуя возвышается над кустарником и служит неплохим ориентиром. Вот только высокие старые деревья мешали обзору. Ускоренным шагом он завернул в узкую боковую аллею и буквально налетел на шедшего навстречу человека с черной повязкой на голове. Они оба остановились в трех метрах один от другого.

Это был офицер в длинной шинели Люфтваффе и сизом шерстяном кепи вместо фуражки. Две звезды на каждом погоне указывали на звание гауптмана.

— В чем дело? — спокойно спросил офицер, узнав недавнего нарушителя правил дорожного движения. — Вы кто такой, черт возьми?

Алекс потрясенно смотрел на изуродованное лицо, искаженный шрамами рот и, никогда не слыша своего собственного голоса со стороны, не мог знать, что, несмотря на травмы, голос офицера очень походил на его собственный тембром и чем-то еще, что под силу было бы описать только экспертам языковой фонетики из дознавательного центра «Запад».

— Вы навещали фамильный склеп Альтраудов? — спросил он. — Ведь так?

Офицер секунд тридцать не отвечал, единственным своим глазом изучая худощавого парня с покрытыми трехдневной щетиной впалыми щеками, в поношенной шинели и еще более отвратительном головном уборе. Пряжка поясного ремня со свастикой на штыке лопаты и никаких знаков различия, даже в виде нарукавной повязки.

— Почему вас это интересует? — негромко спросил он в свою очередь.

— Потому, что сабля генерала Блюма на пару дюймов длиннее ее ножен, — ответил парень, словно произнося отзыв шпионского пароля, настолько нелепыми могли показаться сейчас эти слова стороннему наблюдателю.

Первой реакцией офицера было недоумение — при чем здесь сабля и ножны, но потом он сделал шаг навстречу и посмотрел прямо в глаза странного человека. Он увидал в белках красноту и заметил легкую припухлость век. Глаза смотрели на него с напряженным ожиданием, даже с мольбой. Но этого же не могло быть!

Офицер огляделся по сторонам, затем сделал еще полшага вперед и почти прошептал:

— Алекс?

Парень кивнул, снял свое кепи и стоял, широко улыбаясь.

— Откуда?

Беззвучно смеясь, Алекс показал пальцем вверх.

— Давно?

— Почти месяц.

Алекс порывисто шагнул навстречу и обхватил офицера обеими руками. Тот не препятствовал, но и не сделал ответного жеста. Он стоял с прижатыми по швам руками, глядя в растерянности поверх приникнувшего к нему плеча.

— Ты ведь узнал меня, Эйтель! — спросил Алекс.

— Скорее, догадался, — ответил Эйтель (а это конечно же был он), пытаясь высвободиться из объятий. — А как ты-то узнал меня?

— Мне рассказала одна маленькая девочка, которая знает здесь все могилы…

— Фрида?… Понятно. Ты уже был у нее? — Эйтель имел в виду могилу их матери.

— Да, только что.

— Тогда пошли.

Узкими, еще не очищенными от прошлогодней листвы аллеями и проулками они быстро направились к выходу. Алекс пытался скороговоркой что-то объяснить брату, но тот не слушал — «Потом, потом». Подойдя к машине — это был черный двухдверный кабриолет с брезентовым верхом, — Эйтель открыл правую дверь, предлагая брату садиться, а сам, обогнув длинный капот, скрывавший огромный трехсотсильный мотор, занял место водителя.

— Шикарное авто! — восхитился Алекс.

— «Шестисотый!» «Хорьх» тридцать второго года, — включая мотор, как бы согласился Эйтель. — Теперь таких не делают.

Машина плавно тронулась. Между братьями произошел диалог, состоявший из коротких отрывистых фраз.

— Ладно, теперь коротко: ты сбежал?

— Да.

— Давно?

— Два дня назад.

— Документы есть?

— Да.

— Покажи. — Эйтель мельком взглянул на протянутые бумажки и, возвращая их, покачал головой. — Откуда сбежал?

— Наш отряд работает в Дрездене. Мы помогаем…

— Так ты был там?

— Да.

— Что видел?

— Нашу площадь. А ты?

Эйтель кивнул, и они немного помолчали.

— Отец жив?

— Надеюсь.

— А поподробней.

— Когда я улетал — был жив, но чувствовал себя неважно. Он все время вспоминает о тебе…

— Ладно, какие у тебя планы?

— Добраться до швейцарской границы…

— Но это в другую сторону.

— Я хотел побывать у мамы…

Эйтель резко прибавил скорость и больше ничего не говорил. Через несколько минут они въехали в узкий переулок и припарковались прямо на тротуаре возле подъезда невзрачного трехэтажного дома с узким, зажатым соседними зданиями фасадом.

Квартира Эйтеля располагалась на самом верху и состояла из двух небольших комнат, кухни, ванной и туалета. Она походила даже не столько на жилище холостяка, сколько на временное пристанище военнослужащего, в котором подолгу никто не живет. Минимальный набор старой мебели, плотно задернутые шторы светомаскировки, свисающие с потолка лампочки, лишь одна из которых прикрыта пыльным абажуром из темно-зеленой ткани.

— Ванная там, — показал Эйтель, — вода, правда, еле теплая. Все необходимое для бритья найдешь в шкафчике. Там, — он показал на плательный шкаф в спальне, — кое-какая одежда. Надень, что подойдет. Я пока съезжу за провизией и запру тебя на ключ. Старайся сильно не шуметь, а то заявится сосед снизу. Потом я намекну ему, что встретил однополчанина. Все, я пошел.

Лежа в ванне, Алекс не мог поверить своему везению. Как все удачно сложилось! Плен, «хорьки», месиво непролазной грязи на дорогах, забитых беженцами, страх патрулей… И все это позади. Он нежится в ванне, а его родной брат, его Эйти, с которым он уже и не чаял свидеться, сейчас вернется с продуктами, и они, наконец, наговорятся всласть и что-нибудь придумают. Алекс раскинул в сторону мокрые руки и готов был закричать от счастья.