На фоне этого богатства и пышности грозные орудия войны выделялись особенно резко. В каюте находились четыре пушки, привлекшие к себе внимание Уайлдера своими размерами. Опытный моряк с первого взгляда сообразил, что их расположение в каюте позволяет в любой момент воспользоваться ими и что довольно пяти минут, чтобы очистить помещение от пышного хлама и превратить его в грозную и хорошо защищенную батарею. Пистолеты, сабли, полупики, абордажные топоры и другое мелкое оружие моряков было развешено и разложено в каюте с таким расчетом, чтобы служить своего рода воинственным украшением и находиться постоянно под рукой.

Вокруг мачты составлены были мушкеты, а мощные деревянные подпоры по обеим сторонам двери достаточно ясно показывали, что переборку легко можно превратить в баррикаду. Все устройство каюты свидетельствовало о том, что она считалась подлинной цитаделью судна. Подтверждалось это и тем, что в ней имелся люк, сообщавшийся с помещением младших офицеров и ведший прямо в крюйт-камеру 46. Такое расположение корабельных помещений, несколько отличавшееся от того, к которому привык Уайлдер, сразу же бросилось ему в глаза, хотя у него и не было времени строить догадки относительно смысла и назначения всего увиденного.

Когда незнакомец в зеленом (ибо одет он был так же, как в первую свою встречу с читателем) встал при входе посетителя, на лице его отразилось скрытое удовлетворение, может быть, несколько смешанное с иронией. Некоторое время оба глядели друг на друга, не произнося ни слова; наконец мнимый юрист счел, что пора прервать неловкое молчание.

— Какое счастливое обстоятельство побудило вас оказать этому судну честь вашим посещением? — спросил он.

— Думается, я могу ответить, что получил приглашение от самого капитана, — ответил Уайлдер таким же твердым и спокойным тоном, как и его собеседник.

— А разве он показал вам свой патент, когда выдал себя за капитана? Говорят, на море командиру любого судна полагается иметь документы, подтверждающие его звание.

— А как насчет этого смотрят в университетах?

— Похоже, что я могу сбросить с себя адвокатскую мантию и взять в руки свайку! — с улыбкой ответил хозяин каюты. — В нашем с вами деле — впрочем, вы, кажется, предпочитаете слово «профессия» — есть нечто такое, что позволяет опознать друг друга. Да, мистер Уайлдер, — с достоинством добавил он, садясь и жестом предлагая гостю сделать то же самое, — я, как и вы, всю свою жизнь был моряком и — счастлив сообщить это вам — командую этим доблестным судном.

— Тогда вы должны согласиться, что я не вторгся к вам без приглашения.

— Охотно соглашаюсь. Мое судно понравилось вам. Я же со своей стороны готов заверить вас, что впечатление, которое вы произвели на меня, заставляет меня сожалеть, что мы не познакомились с вами раньше. Вы хотите поступить на службу?

— Да. Стыдно бездельничать в такое неспокойное время.

— Отлично. Мир, где мы с вами живем, мистер Уайлдер, устроен странно. Одни считают себя в опасности, если под ними что-либо менее основательное, чем terra firma 47, другие счастливы, если могут вверить свою судьбу морю. Опять же, одни полагают, что человек должен обo всем молить бога, а другие без лишних слов сами берут те блага, просить о которых им недосуг или нет охоты. Вы, несомненно, сочли благоразумным разузнать, чем мы, собственно, занимаемся, прежде чем явились сюда наниматься.

— Ньюпортские горожане утверждают, что вы работорговец.

— Деревенские сплетники никогда не ошибаются! Если на земле когда-либо существовали колдуны, то первым из их коварного племени был деревенский трактирщик, вторым — деревенский врач, а третьим — деревенский поп. Право на четвертое место могли бы оспаривать цирюльник и портной… Родерик!

При этом последнем слове, которым капитан сам так бесцеремонно прервал свою речь, он легонько ударил в китайский гонг, свисавший с одного из бимсов потолка так, чтобы до него нетрудно было достать рукой.

— Эй, Родерик, ты уснул?

На шканцах имелись две офицерские каюты. Дверь одной из них открылась, и перед капитаном вытянулся в ожидании резвый мальчик.

— Шлюпка возвратилась?

Ответ был утвердительный.

— Все в порядке?

— Генерал у себя в каюте, сэр, и может ответить вам лучше, чем я.

— Ну, так пусть генерал явится и доложит мне об исходе дела.

Любопытство Уайлдера было до того возбуждено, что он даже затаил дыхание, чтобы не отвлекать собеседника, которым внезапно овладела задумчивость. Мальчик скользнул в люк с проворством змеи или, вернее, лисицы, прячущейся в нору, и в каюте воцарилась глубокая тишина. Капитан сидел, подперев голову рукой и словно позабыв о присутствии постороннего. Молчание могло бы продлиться очень долго, если бы его не прервало появление третьего человека. Прямая, словно застывшая фигура медленно выросла в узком отверстии люка, совсем как театральный призрак на сцене. Высунувшись до пояса, человек остановился, и к капитану повернулось лицо, выражавшее глубокое почтение.

— Явился по вашему приказанию, — произнес глухой голос, причем губы говорившего почти не шевельнулись.

Уайлдер вздрогнул от неожиданности. Впрочем, облик стоявшего в люке человека был настолько примечателен, что изумил бы любого зрителя. Человеку этому было лет пятьдесят, судя по его огрубевшим и словно задубившимся на морской службе чертам; лицо было красное, на щеках проступали весьма характерные сетки тонких жилок, удивительно напоминающие извивы виноградной лозы и, видимо, не зря служащие основанием для поговорки «Доброе вино само за себя говорит». Череп был лысый, но над каждым ухом виднелись клочки седоватых напомаженных и по-военному взбитых волос. Длинную шею обвивал черный галстук, плечи, руки и все туловище свидетельствовали о том, что человек этот высокого роста. Он закутан был в плащ, явно служивший чем-то вроде маскарадного домино, несмотря на свой довольно строгий покрой. Когда человек заговорил, капитан поднял голову и воскликнул, словно изумившись его появлению:

— Ах, генерал! Вы уже на своем посту? Ну, были на берегу?

— Да.

— Нашли то место? И того человека?

— И то и другое.

— Что же вы сделали?

— Выполнил приказ.

— Отлично! Вы не офицер, а просто образец исполнительности, и я всегда об этом помню. Он кричал?

— Мы заткнули ему рот кляпом.

— Упрощенный способ пресекать жалобы. Все сделано так, как следовало, генерал. И, как всегда, вы заслужили полное мое одобрение.

— Тогда вознаградите меня.

— Чем же? У вас и без того самый высокий ранг, какой я в состоянии дать. После него — уже только дворянское звание.

— Вот еще! Мои люди выглядят не лучше разных там ополченцев. Их надо одеть.

— Оденем, и так, что даже гвардейцы его величества будут обмундированы хуже. Спокойной почи, генерал.

Фигура опустилась в люк и исчезла точно призрак, совершенно так же, как появилась. Уайлдер снова остался наедине с капитаном. Тот, казалось, только сейчас сообразил, что странная беседа произошла при человеке, почти ему неизвестном и, вероятно, ожидающем каких-либо объяснений.

— Мой друг, что сейчас был здесь, — произнес он высокомерно и в то же время нравоучительно, — командует отрядом, который на судне более регулярном назывался бы «морской пехотой». Он начал как младший офицер, но благодаря своим заслугам поднялся до своей нынешней высокой должности. Вы чувствуете, как сильно от него пахнет казармой?