малейшей степени не рассердил его.

— В вас, моряках, столько наивной и забавной искренности, — сказал он, — что ей-богу же вы просто неотразимы! Я восторженный поклонник вашей благородной профессии и немножко знаком с морской терминологией. Может ли быть, например, зрелище прекраснее гордого корабля, рассекающего волны кормой и оставляющего кильватерный след, подобно резвому боевому коню на всем скаку?

— И пену под баксами в качестве маяка для следующих за ним судов.

И, словно их чрезвычайно забавляла игра поэтическими образами достойной адмиральской вдовы, оба разразились таким хохотом, что старые развалины задрожали, как в те дни, когда еще вертелись здесь деревянные крылья.

Первым успокоился юрист, ибо молодой моряк веселился гораздо более непосредственно и самозабвенно.

— Но это почва, скользкая для всех, кроме вдовы моряка, — заметил юрист, перестав смеяться так же внезапно, как начал. — Молоденькая, та, что не одобряет мельниц, — просто прелесть! Похоже, что она приходится племянницей знатоку мореходства.

Юный моряк, в свою очередь, перестал смеяться, словно внезапно ощутив, как нехорошо делать предметом веселья столь близкую родственницу прекрасного видения, представшего перед его взором. Но каковы бы ни были его тайные помыслы, он только ответил:

— Она сама это объявила.

— Скажите, — произнес юрист и подошел поближе к собеседнику, словно хотел поделиться с ним важной тайной, — вам не показалось, что у той, кого они именовали миссис Уиллис, голос звучит как-то особенно проникновенно и трогательно?

— А вы это заметили?

— Он звучал для меня, как голос оракула, таинственный шепот провидения, слова самой истины. Какой удивительный, проникающий в душу голос!

— Признаюсь, и на меня он произвел впечатление, но такое странное, что его и не выразишь словами.

— Словно наваждение какое-то! — ответил юрист, прохаживаясь взад и вперед по тесному помещению.

На лице его веселье и ирония сменились сосредоточенной задумчивостью. Собеседник, видимо, не склонен был прерывать его размышления: он стоял, прислонившись головой к стене, занятый своими мыслями. Наконец юрист стряхнул с себя задумчивость с той поражающей внезапностью, которая, видимо, была ему вообще так свойственна, подошел к окошку и, указав Уайлдеру на судно во внешней гавани, коротко спросил:

— Вы не потеряли интерес вон к тому судну?

— Нисколько. На такое судно приятно смотреть моряку.

— Не хотите ли попытаться проникнуть на него?

— В такой час? И один? Я ведь не знаю ни капитана, ни кого-либо из команды.

— Можно выбрать и другое время, а моряка всегда радушно встретят его товарищи по профессии.

— Эти работорговцы не очень-то охотно принимают гостей. У них есть оружие, и они умеют держать чужаков на расстоянии.

— Разве у моряков нет пароля, по которому узнается собрат? Каких-нибудь фраз вроде «разрезать волны кормой» или других многозначительных выражений вроде тех, что мы сейчас слышали?

Уайлдер, в свою очередь, пристально взглянул на собеседника, видимо, обдумывая, как отвечать на его настойчивые вопросы.

— Почему вы меня об этом спрашиваете? — холодно спросил он.

— Потому что я убежден в том, что нерешительность не завоюет корабля так же, как «никогда робкое сердце не завоюет красавицу». Вы сказали, что ищете места. Будь я адмиралом, я бы назначил вас своим флаг-капитаном. Когда нам в суде нужно вынести постановление, мы предварительно нащупываем почву. Но, может быть, я, совершенно незнакомый вам человек, говорю слишком свободно? Во всяком случае, не забывайте, что, хотя это совет юриста, он вам дается бесплатно.

— И ввиду столь необычайной бескорыстности заслуживает большего доверия?

— Об этом уж вы сами судите, — ответил незнакомец в зеленом, с большой осторожностью ставя ногу на лестницу и начиная спускаться, так что вскоре моряку оставалась видна только его голова. — Ну, теперь я в буквальном смысле слова рассекаю волны кормой, — добавил он, так как спускался, пятясь задом; ему, видимо, доставило большое удовольствие сделать ударение на этих словах. — Прощайте, друг мой! Если мы больше не встретимся, советую вам никогда не забывать о крысах ньюпортских развалин.

С этими словами он исчез из виду, и мгновение спустя его тонкая фигура виднелась уже внизу. Тут он повернулся и самым хладнокровным образом изо всех сил толкнул лестницу ногой, так что это единственное приспособление для спуска свалилось на землю. Затем, взглянув на изумленного Уайлдера, он небрежно кивнул ему, еще раз попрощался и быстрым шагом вышел из-под арки.

— Странный, чтобы не сказать наглый, поступок! — проворчал Уайлдер, который таким образом оказался в башне пленником.

Убедившись, что он не сможет прыгнуть в люк, не повредив себе ног, молодой моряк бросился к окошку, чтобы пристыдить предателя или удостовериться, что тот всерьез бросил его на произвол судьбы. Но юрист был уже так далеко, что ничего не смог бы услышать. Уайлдер остался на месте, не зная, что ему предпринять.

Пока происходили все описанные выше сцены, Фид с негром прилежно уничтожали содержимое своего мешка, сидя под забором, где мы их оставили. Фид уже насытился, к нему вернулась страсть всех поучать, и в ту самую минуту, когда Уайлдер оказался один в башне, Дик прилежно наставлял негра в деликатном вопросе о том, как вести себя в смешанном обществе.

— Так вот, Гвинея, — сказал он в заключение, — для того чтобы в обществе иметь руль на ветре, никогда нельзя бросать все к черту и выходить из спора кормой вперед, как ты нынче поступил. По моему разумению, этот господинчик Найтингейл много храбрее в баре, чем па палубе в шквал. И, если бы ты, видя, что в споре я становлюсь на траверз 33 к его носу, держал руль к ветру так, чтобы ударить в его корму, мы бы взяли его в такой оборот, что парень совсем осрамился бы в глазах слушателей… Кто это там вопит? Какой повар закалывает соседскую свинью?

— Господи! Мистер Фид, — вскричал негр, — это мистер Гарри! Он высунул голову из пушечного порта там, в маяке, и голосит, словно матрос в шлюпке с вынутой втулкой!

— Ну-ну, уж он-то сам сумеет поставить брамсель или бомкливер! У этого парня, когда он начинает голосить, глотка как французский рожок! И какого черта он скликает людей к этой истрепанной ветрами развалине? Во всяком случае, если ему приходится одному управляться со своей посудиной, он один и виноват: начал сражение без барабанного боя и даже не собрал своих людей.

Однако сообразив, в каком положении оказался их товарищ, Дик с негром поспешили к башне и вскоре приблизились к ней настолько, что могли разобрать его слова. Кратко и четко, как подобает морскому офицеру, отдающему команду, Уайлдер велел им поднять лестницу. Оказавшись на свободе, он поспешно спросил, не заметили ли они, в каком направлении скрылся незнакомец в зеленом.

— Вы имеете в виду того парня в сапогах, что старался там, на пристани, просунуть свое весло в чужую уключину?

— Того самого.

— Он пошел круто к ветру, пока не обогнул вон тот сарай, потом переменил галс и направился к юго- востоку, в открытое море, и, думаю, поставил на реях все свои лиселя, так как шел чертовски быстро.

— За мной! — крикнул Уайлдер, устремившись по указанному Фидом направлению и не слушая больше его объяснений.

Но поиски оказались напрасны. Хотя они расспрашивали всех и каждого даже после захода солнца, никто не мог им сказать, куда девался незнакомец в зеленом. Кое-кто видел его и обратил внимание на его необычный костюм и дерзкий, проницательный взгляд. Но, по всем данным, он исчез из города таким же странным и загадочным образом, как появился.