Она присела рядом с Диланом, взяла вялую руку Шепа в свои. Он не ответил на ее прикосновение. Рука оставалась безжизненной, словно у мертвеца.

Его зеленые глаза, однако, были живыми, только смотрели не на Джилли, не на Дилана, а на кого-то или на что-то, запечатленное в памяти, вызывающее глубокую тревогу.

– Ты делаешь свою работу при свете луны, – вновь прошептал Шеп. На этот раз злость слышалась как в голосе, так и отражалась на лице.

В этот момент Джилли не увидела ничего сверхъестественного, ей не открылись грядущие ужасы, но обыкновенная интуиция подсказывала: нужно быть начеку и ждать неприятных сюрпризов.

Шеперд вернулся из путешествия в только ему ведомое, залитое лунным светом место, чтобы вспомнить, что хотел принять душ.

Джилли ушла в спальню, но Дилан задержался в ванной. Он не решался оставлять Шеперда одного, учитывая, что появился новый повод для волнений.

Когда Шеп снимал футболку с Койотом, Дилан сказал:

– Малыш, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал.

Снимая джинсы, Шеп не ответил.

– Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не будешь складывать здесь и там, не будешь ничего такого делать, предварительно не получив моего разрешения.

Шеп снял трусы.

– Девять минут.

– Можешь ты мне это пообещать, Шеп?

Шеп отодвинул занавеску душевой кабинки.

– Девять минут.

– Это серьезно, дружище. Никакого складывания, пока мы не поймем, что происходит с нами, со всеми нами.

Шеп включил воду, осторожно сунул руку под струю, подрегулировал краны, вновь проверил температуру.

Люди часто допускали ошибку, предполагая, что Шеперд психически неполноценный и не способен себя обслуживать. В действительности же он мог и помыться, и одеться, и вообще справлялся со всеми проблемами повседневной жизни, за исключением готовки. Шеп не смог бы испечь пирог или поджарить яичницу. Ему не стоило доверять ключи от «Порше». Но он был интеллектуально развит, в чем-то даже умнее Дилана.

К сожалению, в его случае ум оставался отделенным от конкретных действий. Его контакт с окружающим миром оставлял желать лучшего. В определенном смысле он напоминал спортивный «Мерседес», мощный двигатель которого забыли подсоединить к приводу на колеса. Такой двигатель можно гонять целый день, он будет работать не хуже, даже лучше многих, но при этом автомобиль не сдвинется с места.

– Девять минут, – повторил Шеп.

Дилан протянул ему «Хранителя минут», механический таймер, какие используются на кухне. Круглый циферблат делился черными черточками на шестьдесят частей, около каждой пятой черточки стояла цифра.

Шеп поднес таймер к лицу, всмотрелся в него, словно увидел впервые, а потом завел на девять минут. Взял кусок «Нейтрогены», единственного сорта мыла, который признавал, и ступил в кабинку, держа таймер за диск, чтобы тот не включился.

Из-за клаустрофобии Шеп всегда мылся с отдернутой занавеской.

Встав под душ, он поставил таймер на край кабинки, отпустив диск. Тиканье таймера слышалось сквозь шум льющейся воды.

Таймер всегда намокал. И через пару месяцев ржавчина выводила его из строя. Поэтому «Хранители минут» Дилан покупал десятками.

Шеп незамедлительно начал намыливать левую руку куском мыла, мочалкой он не пользовался. И хотя больше на «Хранителя минут» не смотрел, на каждую часть тела тратил точно отведенное время. Так что за две или три секунды до того, как зазвенел таймер, помылся и удовлетворенно крикнул: «Дин- дон!»

Возможно, он отсчитывал время по тиканью таймера: тикал «Хранитель минут» раз в секунду. Или за все эти годы (время, проводимое под душем, оставалось неизменным) обзавелся надежными внутренними часами.

Последние десять лет Дилан отдавал себе отчет в том, что его часы безжалостно отсчитывают уходящую жизнь, но отказывался много думать о времени, о том, где он будет через девять минут или шесть месяцев, год, два года. И так знал, что будет рисовать мир, естественно, разъезжать по художественным фестивалям и галереям Запада. А также присматривать за Шепом.

Теперь его внутренние часы тикали не быстрее, разве что громче, но думать он мог только о своем будущем, которое совершенно неожиданно потеряло определенность. Теперь он не знал, где окажется завтра или как сложится вечер уже этого дня, а заглядывать вперед на двенадцать месяцев просто не имело смысла. Так что Дилана, который десять лет вел простую, предсказуемую жизнь, новые обстоятельства пугали, пугали ужасно, но при этом вдохновляли, даже радовали.

Он удивился, что перспектива новизны кажется ему столь привлекательной. Потому что давно убедил себя, что для него главное – постоянство, он уважает традиционность, любит вечное и не может увлечься новизной ради новизны, благодаря чему это общество обрубило свои корни и влюбилось в спонтанность.

Чувство вины залило краской лицо Дилана, когда он вспомнил свою тираду на вершине холма, в которой честил Шепа за «безумный порядок» и «глупое повторение», как будто бедный мальчик мог быть другим.

Вдохновленность, которую вызвала у него возможность революционных перемен в своей жизни – а ведь он понятия не имел, к лучшему будут эти перемены или наоборот, – Дилан поначалу принял за безрассудность. Потом, осознав, что эти изменения несут с собой огромную опасность для Шепа, решил, что безрассудность еще мягко сказано: налицо эгоизм чистой воды.

Глядя на себя в зеркало, он молчаливо спорил с самим собой, твердя, что в его стремлении принять перемены, любые перемены, нет ничего плохого, стремление это лишь отражение его вечного оптимизма. Но даже если бы он озвучил эти аргументы, правды в них бы не прибавилось. Испытывая отвращение к мужчине, которого видел в зеркале, Дилан отвернулся от него, но пусть и посоветовал себе с большей осторожностью отнестись к своему новому будущему, энтузиазма у него не убавилось.

Никто и никогда не признал бы Холбрук, штат Аризона, шумным торговым центром. Если не считать праздника Старого Запада в июне, индейского карнавала в июле и ярмарки округа Навахо в сентябре, броненосец мог бы пересечь любую местную улицу на привычной ему скорости без риска попасть под транспортное средство.

Тем не менее Джилли обнаружила, что двухзвездочный мотель обеспечивал постояльцам доступ в Интернет по выделенной, отдельной от телефонной, линии. В этом смысле они не почувствовали бы разницы, остановившись в лучшем отеле Беверли-Хиллз.

Усевшись за письменный стол, она открыла ноутбук, подключила питание, модем и нырнула в Интернет. К тому времени, когда Шеп, заканчивая мыться, крикнул: «Дин-дон» – и тут же зазвонил таймер, Джилли уже начала поиск сайтов, посвященных исследованиям, которые позволяли расширить возможности человеческого мозга.

Она отсекла сайты, где речь шла о витаминной терапии и диетах. Франкенштейн определенно не интересовался ни натуральными продуктами, ни гомеопатией.