Она задумалась над последней фразой, тогда как Дилан улыбался и поощряюще кивал.

– Слушай, я знаю, что еще не завтракала, но очень хочется выпить пива.

Шеперд эту идею не одобрил.

– Психотропный интоксикант.

– Он говорит со мной, – удивилась Джилли.

– Да.

– Не при мне, а именно со мной. В каком-то смысле.

– Да, – повторил Дилан. – С ним происходят какие-то изменения. – Он опустил крышку сиденья унитаза: – Шеп, присядь.

– Время принять душ, – напомнил им Шеп.

– Хорошо, скоро примешь, но сначала присядь. – Дилан подвел брата к унитазу, заставил сесть.

– Шеп грязный. Время принять душ.

Опустившись на колени перед братом, Дилан быстро осмотрел его руки.

– Ничего не вижу.

– Время принять душ. Девять минут.

Дилан снял с ног Шепа шлепанцы, отодвинул их в сторону.

– Как по-твоему, из какого мультфильма? – спросил он Джилли.

Ей еще больше захотелось пива.

– Мультфильма? – в недоумении переспросила она.

Наклонив голову, Шеп наблюдал, как Дилан отодвигает шлепанцы.

– Девять минут. По одной минуте на каждую руку.

– Кролик или щенок?

Посмотрев на полоску пластыря на сгибе локтя, Джилли увидела, что она разболталась, но пока закрывает место укола.

Дилан снял носок с правой ноги Шепа.

– По одной минуте на каждую ногу…

Подойдя ближе, Джилли наблюдала, как Дилан внимательно осматривает ступню брата.

– Если ему сделали укол, почему не в руку?

– …и одну минуту на голову…

– В тот момент он собирал картинку-головоломку, – ответил Дилан.

– И что?

– …две полные минуты, чтобы намылилось все остальное…

– Ты никогда не видела, как мой брат собирает паззл. Очень быстро. Его руки в постоянном движении. И он сосредоточен.

– …и еще две, чтобы смыть мыло, – закончил Шеп. Потом добавил: – Котенок.

– Так сосредоточен, – продолжил Дилан, – что его нельзя убедить остановиться, пока паззл не собран полностью. Нельзя заставить его остановиться. И ему без разницы, что ты будешь делать с его ногами: ноги в собирании паззла не задействованы. Но ты не сможешь зафиксировать его руку.

– Может, его вырубили хлороформом, как меня.

Не найдя следа укола на правой ступне, Дилан ответил:

– Нет. Когда я уходил в ресторан на другой стороне улицы за нашим обедом, он собирал паззл, когда очнулся, привязанный к стулу, Шеп по-прежнему собирал паззл.

– Котенок, – повторил Шеп.

– Если бы его вырубили хлороформом, он бы не смог так быстро прийти в себя.

Джилли живо вспомнились свои ощущения.

– Котенок.

– А кроме того, хлороформ нанес бы Шепу намного больше вреда, чем тебе. Психика у него очень неустойчивая. Придя в себя, он бы или сильно возбудился, или свернулся в позе зародыша, отказываясь пошевелиться. Уж точно не смог бы так быстро вернуться к своему паззлу, словно ничего и не произошло.

Дилан снял носок с левой ноги Шепа.

На полоске пластыря красовался мультяшный котенок.

– Котенок, – сказал Шеп. – Шеп ставил на котенка.

Дилан осторожно отклеил полоску пластыря.

– Шеп выигрывает.

После инъекции не прошло и двенадцати часов. Ранка оставалась воспаленной и чуть вздулась.

Увидев, что Шепа постигла та же участь, что и ее, Джилли содрогнулась всем телом, хотя не могла понять, чем вызвана такая реакция.

Сняла со сгиба локтя полоску пластыря с кроликом. Увидела такую же воспаленную, чуть вздувшуюся ранку.

И под полоской пластыря с мультяшным щенком на руке Дилана они увидели ранку, ничем не отличающуюся от остальных.

Глядя на стену, в которой не так уж и давно был тоннель, Джилли сказала:

– С Шепом все иначе.

– «Эффект всякий раз, без единого исключения, интересный, – процитировал Дилан Франкенштейна, как цитировал раньше, – часто потрясающий, иногда положительный».

Джилли видела изумление на лице Дилана, сверкающую надежду в глазах.

– Ты думаешь, для Шепа он положительный?

– Я ничего не знаю о таланте… складывать, сворачивать пространство, может, и время. Не могу сказать, счастливый это дар или проклятье. Время покажет. Но теперь он говорит больше. И говорит непосредственно со мной. Я вижу, после того, что произошло, он меняется к лучшему.

Она знала, о чем думает Дилан и что не решается сказать, чтобы не искушать судьбу: благодаря этой инъекции, с помощью таинственной психотропной субстанции, Шеп, возможно, сможет найти выход из тюрьмы аутизма.

Быть может, Дилан правильно прозвал ее Негативной Джексон. Наверное, не ошибся, характеризуя ее столпом пессимизма, упрекая в том, что она не задумывалась ни над своей жизнью, ни над целями, которые ставила перед собой, а в других людях изначально подозревала только плохое. Но она не считала себя пессимисткой (оптимисткой, правда, тоже не считала), когда анализировала происходящие с Шепом изменения, чувствовала в них скорее опасность, чем надежду.

Глядя на красную воспаленную точку на ноге, Шеп прошептал: «При свете луны».

На его до тех пор наивном лице Джилли увидела не пустой взгляд и не смирение, не озабоченность, которая могла бы характеризовать его душевное состояние. В голосе слышались язвительные нотки, черты чуть заострились от горечи. Похоже, он испытывал злость, давно затаенную злость.

– Он уже произносил эту фразу, – заметил Дилан, – когда я пытался вывести его из нашего номера в мотеле, перед тем как мы встретились.

– Ты делаешь свою работу, – прошептал Шеп.

– И это тоже.

Шеперд сидел, поникнув плечами, руки держал на коленях, обращенные вверх ладони создавали впечатление, что он медитирует, но затуманенное лицо указывало на бушующую внутри бурю.

– О чем он говорит? – спросила Джилли.

– Я не знаю.

– Шеп? О ком ты говоришь, сладенький?

– Ты делаешь свою работу при свете луны.

– Какую работу, Шеп?

Мгновением раньше Шеп находился с ними в полном контакте, она воспринимала его как нормального человека, но теперь ушел далеко-далеко, словно они остались в Аризоне, а он снова перенесся в Калифорнию.