— Да кому захочется красть труп? — спросил Шевелюра.

— Если какому-то извращенцу и захочется, у него не получится, — Вин Толедано распахнул дверь в га-

раж, чтобы продемонстрировать, что замочных скважин на наружной стороне нет. — Два накладных замка. Ключей к ним нет. Открыть замки можно только из этой комнаты.

От волнения голос Толедано задрожал. Этану не составило труда понять его состояние: Толедано имел все основания предполагать, что работать на этом месте ему осталось недолго.

— Может, он не умер, — предположил Рамирес. — Вы понимаете, сам ушел отсюда.

— Да он был мертвее мертвого, — ответил Толедано. — Абсолютный труп.

Рамирес пожал плечами, улыбнулся коальей улыбкой.

— Ошибки случаются.

— Только не в этой больнице, — ответил Толедано. — С тех пор, как пятнадцать лет назад одна старушка пролежала здесь час, признанная умершей, а потом села и начала орать.

— Слушай, а ведь я это помню! — воскликнул Шевелюра. — У одной монахини еще случился инфаркт.

— Инфаркт случился у моего предшественника, и все потому, что какая-то монахиня запилила его.

Нагнувшись, Этан достал из-под каталки, на которой лежало тело Данни, пластиковый мешок. С тесемками, к одной из которых привязали бирку. На ней значилось: «ДУНКАН ЮДЖИН УИСТЛЕР», а также дата рождения и индивидуальный номер, выданный службой социального страхования.

— В этом мешке лежала одежда, в которой его доставили в больницу, — в голосе Толедано отчетливо слышались панические нотки.

Этан положил пустой мешок на каталку.

— После того, как пятнадцать лет тому назад старушка очнулась в теплице, вы перепроверяете врачей?

— И не по одному разу! — воскликнул Толедано. — Когда сюда поступает покойник, я прежде всего прослушиваю его стетоскопом, убеждаюсь, что сердце не бьется, а легкие не сокращаются. Использую мембранную сторону для высоких звуков, а колоколообразную — для низких. Потом определяю внутреннюю температуру тела. Через полчаса провожу второй замер, еще через полчаса — третий, что она падает, как и должна у трупа.

Шевелюра нашел такую практику забавной.

— Внутреннюю температуру? То есть не жалеешь времени на то, чтобы засунуть термометр в задницу трупа?

Хосе не улыбнулся.

Мертвых надо уважать, — пробурчал он и пере крестился.

Ладони Этапа измокли от пота. Он вытер их о рубашку.

— Если никто не мог зайти и забрать его и если он мертв, то где он?

— Может, одна из сестер отвлекла тебя, а вторая уворовала труп, — предположил Шевелюра. — Эти монахини большие любительницы пошутить.

Холодный воздух, белые, как снег, керамические плиты, сверкающие, как лед, передние торцы стальных ящиков… но отнюдь не они являлись причиной мороза, пробиравшего Этана до костей.

Он подозревал, что едва заметный запах смерти впитывается в его одежду.

Никогда раньше морги не вызывали у него никаких эмоций. Теперь же он заметно нервничал.

В документах на покойника, выписанных больницей, в графе «БЛИЖАЙШИЙ РОДСТВЕННИК или ОТВЕТСТВЕННОЕ ЛИЦО» значились имя и фамилия Этана, номера его телефонов. Тем не менее он оставил Нину Толедано свою визитку с той же самой информацией.

Поднимаясь на лифте, он слушал одну из лучших песен группы «Обнаженные дамы», также лишенную слов.

Он поднялся на седьмой этаж, где лежал Данни. И только когда двери кабины разошлись, понял, что собирался доехать лишь до первого подземного уровня, гаража, где оставил «Экспедишн», расположенного лишь на два этажа выше теплицы.

Нажал кнопку с выгравированными на ней «-1», но попал в гараж лишь после того, как кабина поднялась

на самый верхний, пятнадцатый этаж и лишь потом пошла вниз. Люди входили, выходили, но Этан их не замечал.

Думал о другом. Инцидент в квартире Райнерда. Исчезновение умершего Данни.

Пусть Этан и ушел со службы, но интуиция копа осталась при нем. Он понимал, что эти два экстраординарных события, случившиеся в одно утро, не могут быть простым совпадением.

Однако одной интуиции определенно не хватало для того, чтобы даже предположить, а что может связывать эти два сверхъестественных феномена. С тем же успехом он мог пытаться с помощью интуиции оперировать на головном мозге.

Логика тоже не предлагала никаких ответов. В данном случае даже Шерлок Холмс пришел бы в отчаяние, прикинув вероятность того, что дедуктивный метод позволит ему докопаться до истины.

В гараже водитель только что заехавшего автомобиля медленно вел его по проходу в поисках свободного места. Другой автомобиль вынырнул из бетонных глубин, прячась за огни фар, словно субмарина, поднимающаяся из расселины на океанском дне, и взял курс на выездной пандус. Но, кроме Этана, пешеходов в гараже не было.

Низкий серый потолок, разрисованный копотью выхлопных газов, которая откладывалась на нем многие годы, становился все ниже и ниже по мере того, как Этан углублялся в гараж. Словно корпус субмарины, стены, похоже, едва сдерживали нарастающее внешнее давление.

Этану уже чудилось, что в гараже он вовсе не один. За каждым внедорожником, за каждой бетонной колонной мог поджидать его давний друг, в загадочном состоянии, с неизвестно какой целью.

Но никто и ничто не помешало Этану добраться до «Экспедишн».

Никто и ничто не ждало его в салоне. Сев за руль, даже до того, как завести двигатель, он заблокировал дверцы.

В армянском ресторане на бульваре Пико царила атмосфера еврейской кулинарии, а еду подавали такую вкусную, что даже приговоренный к смерти, отведав ее на своей последней трапезе, не смог бы сдержать улыбку удовлетворенности. Должно быть, по этой причине такое количество копов в штатском и киношников в одном месте можно было встретить разве что в зале суда, где слушалось дело очередной кинознаменитости, отправившей на тот свет свою вторую половину.

Когда Этан вошел в зал, Рисковый Я ней уже ждал в кабинке у окна. Даже сидя, он поражал своими габаритами. Пожалуй, мог бы сгодиться на главную роль римейка «Здоровяка», если б ее решили отдать негру.

Рисковому уже принесли двойную порцию копченой баранины с огурцами и помидорами.

Едва Этан сел напротив крупногабаритного детектива, тот оторвался от еды.

— Кто-то мне сказал, что слышал в новостях, будто гной босс получил двадцать семь миллионов за два последних фильма.

— По двадцать семь миллионов за каждый. Первым пробил потолок двадцати пяти миллионов.

— Да, бедность ему не грозит.

— Плюс навар.

— Какой еще может быть навар при таких гонорарах?

— Если картина становится хитом, он получает еще и долю прибыли.

— И сколько это может быть?

— Если верить «Дейли верайети», наиболее удачные фильмы, идущие в мировом прокате, приносят ему по пятьдесят миллионов.

— Так ты нынче читаешь прессу шоу-бизнеса?

— Она постоянно напоминает мне, что он — очень большая цель.

— Да уж, работы тебе хватит. И в скольких фильмах он снимается в течение года?